Деревья - кожа да кости,

Глухие вмятины глаз,

Глины высохшей горсти,

Зубы в блеске страз.

Черная старая гостья,

Куда-то во тьму ползет

На голом пространстве погоста,

Открыв свой зловонный рот.

Волосы спутанно серы,

Клюка вся в сучках и земле,

Чувствуешь запах серы

Алый глаз Ада в золе?

Видишь, как все живое

Сохнет и трется в прах,

Хватает зима ледяное

Поле надгробий и плах?

И только на старом дереве,

Проросшим меж старых плит

Парень в смешной одежде,

С веревкой на шее висит.

Смеется глаз и губы

В ухмылке навек застыли,

А заводские трубы

На заднем фоне стыли.

Старуха дойдя до дерева

Закрыла вонючий рот,

Ветра испустило черево -

Голый, обвисший живот.

Палкой сбила мертвого,

Заметив, что глаз один,

Окоченевшего, твердого,

Обернула в сатин.

Молится богам не стала,

Из фляги глотнула ром,

А в небе уже грохотало,

Звучал раскатисто гром.

Два ворона - мысль и память,

Слетелись на запах мяса,

Прожорливый волк и жадный,

Друг с другом точили лясы.

Смехом зальется висельник,

Словно не мертв, а пьян:

"Знаменник я  или чисельник,

В сатин завернутый Пан?!

Знай же, гнилая да старая,

Может и мертв я был,

Но в смерти отвергнутой парией

Во всех мирах прослыл.

Еще не пришло мое время,

Час сумерек не настал,

И на равнине Вигридр

Не ждет меня волчий оскал".