Ну вот, руки дошли до боле-менее перевода творчества Буджолд. 

 

Лоис МакМастер Буджолд

 

Пенрик и Демон

фентези-новелла о мире Пяти богов

 

Утренний свет скользил по лугам, вдыхая бледно-зеленый цвет в переплетенные ветви растущего на ними леса, выделяя кое-где застенчивые розовые и белые цветы среди нарождающейся зелени. Весенний воздух был мягким и обещающим. Матушка Пенрика, прежде чем уехать на повозке с его сестрами, чтобы понаблюдать за последними приготовлениями, повернулась лицом к прохладному голубому небу и объявила, что это идеальный день для помолвки - определенно, боги, наконец-то улыбнулись дому Джуральдов! Пенрик воздержался от замечания, что ученые богословы отрицали возможность вмешательства богов в управление погодой, и был вознагражден за это сыновнее терпение резким материнским повелением поскорее закончить сборы и выдвигаться: сейчас не время волочить ноги!

Пенрик мрачно смотрел между покачивающимися ушами лошади и думал, что это был бы еще идеальный день для рыбалки. Не самое захватывающее времяпрепровождение, но единственное из его занятий, которое вынуждало людей не докучать ему праздной болтовнёй. Он попытался представить, что грязная извилистая дорога ведет в места куда менее знакомые, чем городок Гринвелл и предположил, что это действительно так, если следовать ей достаточно долго. Как поступил его старший брат Дрово? Не самая лучшая мысль.

Он нахмурился, глядя на коричневые рукава жакета, расшитые оранжевой и золотой нитью, плохо скрывающей медный оттенок. Даже для этого он все еще носил его одежду. Прекрасный костюм был новым, когда Дрово впервые надел его в возрасте тринадцати лет, давая присягу воинствующему Ордену Сына в качестве пажа-послушника; что было не только обычным для его пола, возраста и звания, но и отвечало его буйному сердцу, заключил Пенрик. Дрово слишком быстро перерос парадный костюм, чтобы он стал достаточно потрепанным или залатанным. Вытащенный из сундука, пропахший камфарой, он стал служить девятнадцатилетнему Пенрику, будучи слегка перекроен: немного ткани с плеч ушли на удлинение брюк. Он попытался подбодрить себя мыслью, что, по крайней мере, он не носит платья своих сестер. За исключением того, что, как он был совершенно уверен, льняная рубашка под курткой, заношенная и мягкая, служила когда-то женским блузоном.

Что ж, теперь Дрово уже не перерастет свою одежду.

Его смерть в прошлом году в Адрии от лагерной лихорадки, прежде чем он даже успел принять участие в проигрышном первом сражении своей роты наемников, была второй смертельной катастрофой, постигшей семью за четыре года. Первой стала смерть их отца от скоротечной челюстной инфекции, вызванной запущенным зубным нарывом. Все скучали по веселому лорду Джуральду, но, возможно, не по его пьянству и пристрастию к азартным играм. Старший брат Пенрика, лорд Ролш, правил более трезво, если бы не был таким простаком для каждого желающего его прищучить благочестивого проходимца в лохмотьях или в храмовых одеждах. И если бы лорды Джуральды не правили местным крестьянами, главными развлечениями которых, были стрельба из лука, браконьерство и уклонение от уплаты налогов. Итак, Дрово взял под клятвенные заверения у вербовщика роты деньги, потратил их на снаряжение и отправился на войну за горы, весело пообещав вернуться с богатой добычей, чтобы восстановить семейное состояние.

По крайней мере, его судьба избавила семью от побуждений Пенрика сделать то же самое…

Не то чтобы у него когда-либо возникало такое желание. Буйный Дрово достаточно омрачил юность Пена, чтобы перспектива походной жизни в компании громил-единомышленников представлялась кошмаром. Не говоря уже о жестоких битвах.

- Прибавь-ка ходу, Малыш Пен, - посоветовал грум Ганс, привыкший обращаться к нему как к ребенку. - Я не хочу выслушивать, что поздно тебя доставил.

- Я тоже, - согласился Пен, и они пустили лошадей рысью.

Пен попытался перевести свои мысли в более солнечное русло, соответствующее сегодняшнему утру. Кровать дочери богатого торговца сыром, несомненно, была более привлекательной ареной для попыток улучшить свое положение, чем поля сражений на севере. Прейта была такой же красивой и круглой, как и ее приданное. Он задавался вопросом, понимает ли она, какой пустяшный дворянский титул покупает для нее семья. В те три раза, когда им разрешалось встретиться под строгим присмотром, она, казалось, несколько сомневалась, хотя, при этом, была вполне довольна внешностью Пена. Застенчивость или проницательность? Невестка Пена, леди Джуральд, устроила этот брак благодаря некоторым связям с матерью Прейты. Ну, видимо, родители девочки понимали, что покупают. Пен должен будет сделать все, чтобы она не пожалела о сделке.

Насколько трудным может быть супружество? Не пить, не играть, не приводить к столу охотничьих собак. Не бояться зубодробилок. Не глупить насчет денег. Не идти в солдаты. Не бить девушек. Его не тянуло нарушать ни один из этих запретов. Если не считать старших сестер девушками. Может быть, не бей девушек первым?

Возможно, как только он получит свою невесту и ее приданое, он сможет убедить ее переехать куда-нибудь подальше? Пен представил себе коттедж на берегу озера без слуг, которых нанял не он. Однако, Прейта казалась очень преданной своей семье. И каждый из них вряд ли будет получать больше, чем скромное пособие, прежде чем Пен достигнет совершеннолетия. А до тех пор кошелек останется в руках Ролша, которого вряд ли удастся убедить потратиться на необязательное жилье, не находящиеся под его братским взором, пока в Джуральд-Корт еще оставалось место. И Пен был совершенно уверен, что Прейта и не думала всю жизнь провести в коттедже. В котором все равно бы властвовала сырость.

- Будь лучше, - твердо сказал себе Пен, когда они свернули на главную дорогу, ведущую в Гринвелл, и затем, подняв голову, встрепенулся – А это что такое?

Странное сборище, состоящее из лошадей и человеческих фигур, маячило на обочине.

Мужчина с приколотыми к шляпе щегольскими бело-голубыми перьями –знаком, указывающим на принадлежность к Ордену Дочери, держал четырех беспокойных лошадей. На поясе висело оружие храмового гвардейца. Второй гвардеец и женщина в одежде служанки высшего ранга стояли на коленях перед фигурой, лежащей навзничь на расстеленном плаще. Неужели кто-то из всадников упал? Пен остановил лошадь.

-Здесь кто-то ранен? – обратился он. Лежащая на спине фигура, как он разглядел вблизи, оказалась хрупкой пожилой женщиной с седыми волосами и серым лицом, в спутанной разноцветной одежде. - Вам нужна помощь?

Второй гвардеец поднялся и торопливо повернулся к нему:

- Благородный юноша! Вы знаете, как далеко до ближайшего города, и есть ли там врачи Матери?

- Да, Гринвелл. Менее пять миль по этой дороге, - указал Пен. - Орден Матери содержит там приют.

Гвардеец взял поводья у своего товарища и похлопал его по плечу:

- Быстро скачи за помощью. Возьми носилки, а лучше повозку.

Мужчина кивнул и вскочив в седло, развернулся и хлопнул пятками по бокам лошади. Из-под копыт полетели комья грязи.

Пен спешился и передал свои поводья Гансу, который с сомнением уставился на происходящее. Женщина средних лет оглядела аккуратные благочестивые коричневые одежды Пена и, похоже, стала менее настороженной:

- Благословенной Ручии внезапно стало плохо в пути, - сказала она, указывая на пожилую женщину, которая лежала, тяжело дыша. - Она почувствовала сильную боль в груди и упала.

- О, я заболела задолго до этого - прокомментировала старуха с легким раздражением - Я слишком долго задержалась в Дартаке… скажи дуракам что мне надо провести церемонию.

Разрываясь между любопытством, беспокойством и мыслью о том, что если бы он уехал в город раньше, как ему было поручено, то мог бы избежать всего этого, Пэн опустился рядом со старухой. Он осторожно ощупал ее лоб, как это делала когда-то мать; кожа казалась влажной, но жара не было. Он понятия не имел, что для нее сделать, но ему казалось неправильным просто сесть в седло и уехать, только потому что Ганс теперь смотрел на него беспокойно поджав губы.

- Я лорд Пенрик из рода Джуральдов, баронов этой долины - сказал он, указывая на дорогу, с которой они пришли. Он не знал, что ещё добавить. Она казалась здесь самой главной, но, конечно, меньше всего способной командовать в своем нынешнем бедственном состоянии. Ее плащ соскользнул с плеча, обнажив приколотую храмовую тесьму, обозначающую принадлежность благословенной – не, зелено-золотую Матери Лета, что было бы вполне ожидаемо, или, возможную бело-голубую Дочери Весны, а кремово-белую с серебром - цветов Бастарда, пятого бога, хозяина всех внесезонных бедствий. Он сглотнул, подавив удивление.

Она коротко рассмеялась и пошевелилась, подняв руку, похожую на коготь, к его лицу:

- Симпатичный мальчик. Видеть под конец такое куда приятнее, чем хмурую Марду. Своего рода подарок. Но эти цвета тебе не подходят.

Он поднял голову к служанке, которая, когда он преклонил колени, отступила:

- Она в бреду?

Служанка покачала головой:

- Не уверена. Она говорит вещи, которых никто не понимает с тех пор, как меня назначили ехать с ней.

Губы старушки разомкнулись:

- Действительно? – сказала она, не обращаясь, похоже, ни к Марде ни к Пенрику. – Это вызовет у дураков нервное возбуждение.

Она с трудом вздохнула:

- Полагаю, глупо желать взглянуть на такое.

Со все возрастающем беспокойством, чувствуя себя глупым и беспомощным, Пен произнес:

- Позвольте мне услужить вам во всем что потребуется, Ученая».

Она пристально посмотрела на него, сделала два прерывистых вздоха, а затем прохрипела:

- Принято.

Она умирает. Холодная и скользкая, не похожая на лихорадку и зловоние смертного ложа его отца, наступающая бледность была очевидна. Больше всего на свете он хотел убежать, но ее рука, скользнув по лицу, нашла его руку и слабо сжала. Ему не хватило чего-то – трусости? смелости? - чтобы избавиться от этого прикосновения, отмечая краем глаза, что и служанка, и гвардеец поспешно пятятся. Что?

- Лорд Бастард, - выдохнула она. – В’ша дверь болезнена. Д'маю, вы бы могли сдел’ть ее удобнее для в’ших слуг.

Пен в отчаянии решил, что если все, что он может сделать, это держать ее за руку, то он именно это он делать и будет. Ее хватка усилилась.

На мгновение ее карие глаза вспыхнули темно-фиолетовым светом. Затем последовал вдох и…нет, ее глаза потускнели и замерли.

Больше никто не смотрел на него.

Он слышал множество женских голосов, тихо кричащих от ужаса и боли на полудюжине языков, большая часть из которых была ему неизвестна. Голова, пульсирующая от напряжения, казалось, взорвалась жирной, запутанной сетью белоснежных молний.

Потом – темнота.