Чужая половина

Приводи своего Аладдина,
Мы вместе потрем его лампу
И вызовем древнего Джина,
В угоду расхожему штампу.
Проникнем в пещеры влажные,
Наполненные дарами,
И скажем слова важные,
Поспорив в Али Бабами.
С Симбадом будем странствовать,
По всем океанам неистовым,
Что будут над нами властвовать,
На том пути извилистом.

(Old Russian Horror)

Ночь. На кладбище дорога,
треплет ветер волосы,
Режет старая аллея
лунный свет на полосы.
Там, на кладбище могила
не зарытая,
И дубовая колода
не закрытая.
И к могиле той идет 
Ванька пьяненький,
Слезы горькие все льет,
дурачок по папеньке.
Горшок с мясом он несет,
ветер слушает,
Там на кладбище отец
мясо скушает.
А дорога все идет
не кончается,
На пригорок небольшой
поднимается.
И на каменных крестах
сидят вороны,
Головами птицы крутят
во все стороны.
Вот могила: на земле
рана рваная,
А у Вани в голове
песня пьяная.
Ставит с мясом он горшок:
«Не вам, вороны!» -
А по небу облака
летят порваны.
Вдруг глаза открыл мертвец,
сел и скалится,
Воронье со страшным шумом
разлетается.
Ваня дернулся, упал,
крикнул вороном,
Страх ладонью по спине
провел холодом.
Видит белые клыки
губы серые,
Сердце бешено стучит:
«Что я делаю?»
Смотрит на него упырь,
улыбается:
«С тебя мясо, мой сынок,
причитается,
Если мяса нет с собой,
схвачу как крысу,
В горло белое вопьюсь,
кровь всю высосу»
«Что ты папа! Вот горшок,
мяса полный -
Тут же Ваня закричал – 
Знаю, ты голодный!»
«Ты ли это, старший сын,
нрава смелого,
Тот, которому хотел дать
коня я белого?!»
«Нет, - тут Ванька отвечал – 
самый младший я,
И не знаю ничего
про того коня».
Скушал мясо все отец,
в гроб улегся,
Как пропели петухи
и туман растекся.

Вот вернулся Ваня в дом,
ждут его там братцы
И над Ваней-дурачком
принялись смеяться.

Ночь вторая. Нить дороги.
Тени, ветер, свет луны,
Слышит Ваня свое сердце
И тяжелые шаги.
Вот погост, стара ограда,
За оградой – мертвецы
Все лежат, и только батя
Кровяной ждет колбасы.
Видит Ваня – сердце в пятки,
Вот отец стоит седой,
И причмокивает сладко,
Косит взгляд голодный, злой.
«Здравствуй, папа!»
«Здравствуй, сын мой!
Что принес сегодня, а?
Страсть как хочется, сыночек
Сладкой крови и мясца!»
«Каша есть, свинина в каше,
Хлеб, яйцо, а выпить – квас»
«Мяса! Мяса! Дай мне мяса!»
И мертвец пустился в пляс.
В третью ночь приходит Ваня,
Ноги подгибается,
А мертвец его встречает,
Криво улыбается.
Накормил его Ванек,
И глядит с опаской,
А восток на горизонте
Красит алой краской.
Заспешил старик в могилу,
Обнял на прощание,
И Ванюше, под конец,
Прошептал послание.
«Выйди в поле» - говорит, -
«Выйди, как стемнеет
Ветру дикому скажи,
Что он шуметь не смеет»
И заклятью научив
В гроб мертвец забрался,
А Иван домой бежал,
Как за смертью гнался.

В небе полная луна,
Будто черта рожица,
Вышел в поле дурачок,
Ветру злому молится.
Гнется бледная трава - 
Прямо в море волны,
Звезд горящие глаза
Печальны и безмолвны.
Топнул дурачок ногой,
Крикнул в тьму ночную,
Призывая на поклон
Силищу степную.
Крикнул: "Встань передо мной,
Демон, Сивка-Бурка,
Словно Ад пред вечной тьмой,
Стой пред мной Каурка!"
Тут вдруг треснула земля,
В грохоте и пыли,
Искры алого огня 
В небо вихрем взмыли.
Ад раскрыл свои врата
Пылающие грозно
Стали вороны орать...
Да только было поздно.
«Вот и сказке тут конец» -
Думал Ваня тихо,
«И зачем, дурак такой,
Разбудил я лихо?»
 

Что за демоны блуждают
В твоей замкнутой душе?
И о чем они мечтают
В вечной, мрачной тишине?
Что за демоны съедают,
Совесть, веру, ум и честь?
Что они тебе читают?
Может быть - "Благую весть"?
И раскачиваясь в яслях
Злой младенец корчит рот,
Рядом бродит однокий
Черно-бело-рыжий кот.
Три неистовых вакханки
Приносили на порог,
Свои странные подарки
И рождественский пирог.
И толпились в коридорах
Бесы, черти и ежи,
На забытых пыльных полках
Гнили жизни чертежи.
Бред - не бред, ночная скука,
Мука невозможных рук,
Человек вошел без стука
Человек пришел на стук.
Ты колотишь, бьешь о стены,
Своих мыслей пьяный рой,
Черти злые режут вены
И смеются над тобой.
В каждом есть такие черти,
Бездны Ада, вечный жар,
С ними мы живем до смерти,
Они самый ценный дар.

Иногда осень все-таки подкатывает. К самому горлу. Комом. Отдается беспричинной ноющей болью где-то в районе сердца. И осенний цвет волос, и дружеские улыбки, и вечные шуточки - все перестает иметь какое-либо значение. В такие моменты даже не пьянеешь от алкоголя, пьешь как воду. Это состояние забирания с ногами в кресло, укутывания в плед с чашкой кофе в руках. Кофе обязательно должен пахнуть корицей, отдавать цитрусовым ароматом, а для вкуса в него еще можно налить виски. Такое настроение, когда не знаешь - орать тебе и бежать куда-то сломя голову, или зарыться по уши в простыни и одеяла. Ощущение пронзительного одиночества обычно накатывает осенью и не важно есть ли кто-то рядом с вами. В такие дни не спасают ни теплые коты, ни жена, ни безудержные попойки с друзьями. Даже секс оставляет легкий налет грусти и привкус горечи. Осень - прекрасное время для того, чтобы ощутить себя пассажиром гробовозки, несущейся к неизбежному финалу. Впрочем, потом ты вспомнишь, что путь долг, кто-то отпустит пошлую шуточку, а алкоголь все-таки сделает свое дело - на лице проступит пьяный румянец, и ты улыбнешься, как Чеширский кот.

Люди делают больно друг другу
Это так неизбежно и просто,
Погружаться в блаженную муку
В глубину человечьего роста.
И кричать задыхаясь от злобы
Если любишь - больней и сильней.
Горьких слов роковые сугробы
Громоздить средь уснувших полей.
Вспомнить всё: и пороки и слабости,
Взять в пригоршню и бросить зло,
А в ответ получить горку сладости,
И подумать: "Опять повезло!"
Все шторма уснут и утихнут,
Кто-то выживет, кто-то нет,
Каждый будет немного, да вывихнут,
Здесь не может быть сладких побед.

В темноту моей маленькой комнаты
Проникал бледный холод луны,
Простыни были скомканы,
И под сердцем скреблись коты.
Так комфортно и так мучительно,
Тратить время на споры с собой,
И чертить на стекле запотевшем
Контур смерти несмелой рукой.
Дни текли белоснежны и прокляты
Я бродил бледно-черной змеей,
Не решаясь выйти из комнаты,
Перестать быть самим собой.
Мы взрослеем и мы меняемся,
Тратим время, как богачи,
Мы не тем богам поклоняемся,
Душим пламя тонкой свечи.
Лунный свет свои серые локоны, 
Так смешно и наивно лил, 
На ограды, что были сломаны, 
На полки одиноких могил.
Все долги не будут уплачены, 
Кто захочет со мною в Ад? 
И кредиты давно потрачены, 
Слов не взять, не вернуть назад.
Меня било, бросало и резало,
Те кто рядом - терпели, молясь,
Что сказать? Со мною так весело,
Погружаться в пошлость и грязь.

Встречаются пальцы и тянутся руки,
В полумраке тени и звуки,
Вздохи и охи, капельки пота,
Кто-то где-то любит кого-то.
Вот языки - танец драконов,
Скрипка кровати под музыку стонов,
Свет проникающий через окно,
Мельком покажет нам Бородино:
Переплетение множества тел...
Эросу славу кто-то воспел -
Нежно и весело, нагло и смело,
Тело проникло в другое тело,
И забывается холод и скука,
Мор и война, с косою старуха,
Взгляды ловя и горя вожделеньем
Чай заедают клубничным вареньем.

Когда-то я был моложе,
Стеснительный и невинный,
А рядом, с опухшей рожей
Ангел сидел бессильный.
И волосы были длиннее,
И робок нетрезвый взгляд,
Я с возрастом стал наглее,
Рассматривать всех подряд.
Я так наивно влюблялся,
По-глупости был не смел
Я меньше и горше смеялся,
И мало чего умел.
Я стал намного циничней,
И радость простых утех,
Теперь для меня привычней -
Вино, поцелуи, смех.
Я стал откровенней и площе,
От неизбежных утрат,
Я легче стал и толще,
Стал чаще использовать мат.
Я стал намного взрослее,
Но стоит о том жалеть?
Теперь я намного злее,
И не хочу стареть.

Тело - это просто тело,
Руки, ноги, губы, член,
Им придумать можно дело,
Или взять чужие в плен.
Руки - это просто руки,
Локти, пальцы, волоски,
Их заламывают в муке,
Их сжимают от тоски.
Губы - это просто губы,
Мякоть нежных сочных врат,
За вратами стоит грубый
Белых воинов отряд.
За отрядом - червь алеет:
Путешественник-язык,
Обласкает и согреет
Тех, кто за врата проник.
А потом пойдет паломник
Путешествовать туда,
Где разбухнет сочный холмик
Возбужденного соска. 
Тело - это просто тело,
Руки, ноги, губы, член,
Им придумать можно дело,
Или взять чужие в плен.

Все распадаются на пары
И кто-то чертит в темноте
Свои кровавые узоры,
Ножом по чьей-нибудь спине.
Все собираются попарно, 
Идут, стучат в глухую дверь, 
Смеются от души и жадно, 
Забыв про груз своих потерь.
Все разлагаются у бара,
В углах и тихих закутках,
В объятьях пьяного угара,
Забыв про стыд, отбросив страх.
Все разбредаются по парам,
Сидят и смотрят на закат,
Но их сердца наполнит жаром,
Коньяк, любовь и шоколад.

Настоящие страшные сказки,
На вкус горьки и правдивы,
В них нет отвратительных клоунов,
По форме они красивы.
В них есть ощущение жути
И неизбежности смерти,
Сюжет в них немного спутан
И полон тоской о лете.
Настоящие страшные сказки
Рассказывать надо взрослым,
Они как смешные расскраски
Напоминают о прошлом.
В них гибнет любая вера,
И вязнет надежда в строках,
В унылости голого сквера,
Праздных пустых разговорах.
В них выпить желаешь водки,
В них серость промозглая пляшет
В них тонут подводные лодки,
В них горе на плечи ляжет.
И будет дрожать и рваться
Из горла сдавленный крик,
Ты будешь от боли смеяться
И плакать, забывшись на миг.
Настоящие страшные сказки,
Не стоит читать в темноте,
В них выцветшие краски
В каждодневной плывут суете.

Настоящие страшные сказки,
На вкус горьки и правдивы,
В них нет отвратительных клоунов,
По форме они красивы.
В них есть ощущение жути
И неизбежности смерти,
Сюжет в них немного спутан
И полон тоской о лете.
Настоящие страшные сказки
Рассказывать надо взрослым,
Они как смешные расскраски
Напоминают о прошлом.
В них гибнет любая вера,
И вязнет надежда в строках,
В унылости голого сквера,
Праздных пустых разговорах.
В них выпить желаешь водки,
В них серость промозглая пляшет
В них тонут подводные лодки,
В них горе на плечи ляжет.
И будет дрожать и рваться
Из горла сдавленный крик,
Ты будешь от боли смеяться
И плакать, забывшись на миг.
Настоящие страшные сказки,
Не стоит читать в темноте,
В них выцветшие краски
В каждодневной плывут суете.

О любви сочинять бессмысленно,
Она прячется за дверями,
Промозглой серой осенью,
С нескончаемыми дождями,
И любовь - это штука интимная,
Слишком страшно ее выпускать
И лишний раз не следует
В слух, при людях ее поминать.
Но о сексе, бухле и радости,
О простом, земном и смешном,
Без всякой смущенной гадости
Сочинить стоит толстый том,
Чтоб пухлее "Войны и Мира",
Проклиная и мир и войну,
Член молодого Сатира,
Проникал в желанную тьму.
В зависимости от предпочтений,
Мимо женских манящих губ,
В самую нежную слякоть,
Нагл, весел и груб.
Или, есть и такие любители,
Между булок упругих мужских...
Короче, найдутся зрители,
Для развлечений любых.
Про любовь и читать-то сложно,
Слишком тяжек любовный труд,
Но про секс послушать можно,
Хоть во мраке сибирских руд.

Видео на стих

Железный трон останется пустым,
Огонь пожрет кольцо Всевластия.
Над Мордором клубится едкий дым,
Но этот эпос, впрочем, не о власти.
Профессор грудью встал за старый мир,
За древний дуб, за сонные Засумки,
За королевский суд и королевский пир...
У Мартина обратные задумки.
Он погружает в средние века,
Как будто бы они - ушат помоев,
И автора тверда всегда рука,
Когда на гибель шлет своих героев.
И власть - не важно кем она дана,
Кольцом, почтенным магом или правом
Одна простая истина видна:
Утопит власть вас в месиве кровавом.
Как с орками поступит Арагорн?
Как много человек сожжет Дейнерис?
Харад и Дорн, Ходок и Саурон,
Во льде и пламени переплелись и спелись.
Железный трон останется пустым,
И можно спорить без конца о власти,
Но Средние века проглотит черный дым,
И Возрождение разрубит их на части.
Мечтой о лете, песней о весне
Оно разрубит, и отступит холод,
И только в смутном и тревожном сне,
Мы по зиме вдруг испытаем голод.

МИЛЫЙ ВРАГ. 30 сентября 2015

Милый враг, не суди сурово,
Ты по-прежнему снишься мне. 
Ты приходишь во сне и снова
Нежно чертишь ножом по спине.
А потом твои жадные губы,
Безнаказанно и горячо,
Целовать меня будут бесстыжие,
Ты укусишь меня в плечо.
Я не в силах бежать и прятаться -
От себя ведь не убежать,
И чтоб снами дурными не маяться
Мне придется тебя отъ**ать.
(2013-2015)

*****. 1 октября 2015
Он ее к себе прижал,
Она смотрит чуть надменно,
Я за ними наблюдал:
Говорят, смотреть не вредно.
Они знают: все пройдет,
Но не думают об этом,
Знаю я, что все придет,
Осенью и теплым пледом,
Когда золото волос,
Станет серебром и пеплом,
Когда будешь наг и бос,
И свечу задует ветром.
Я хочу домой, к жене,
Там коты, тепло, кроватка,
Улыбнется вечность мне,
Будет весело и сладко.

ПОЛИТИЧЕСКОЕ. 1 октября 2015
Путин, Россия, Крым,
Донбасс, война, дым,
Кризис, Газпром, нефть,
Духовные скрепы, смерть.

Горилка, сало, Европа,
Кличко, Порошенко, жопа,
Рошен, АТО, нефть,
Путин х*ло, смерть.

Обама, Гей-браки, санкции,
ИГИЛ, взрывы, акции,
Террор, "калашников", нефть,
Хиллари Клинтон, смерть.

НЕМНОГО О СЕБЕ. 2 октября 2015
Совершенно бесстыж я,
Развращен от макушки до пят,
Вот такая, друзья, фигня,
И с утра бывают помят.
Я люблю красивых людей,
Меня манит упругость жоп,
Много есть интересных затей,
Кожа, плетки, минет, handjob.

***. 5 октября 2015
С возрастом приходит понимание,
Что наша жизнь - одно пи*дострадание,
И лучше веселиться и мечтать,
Чем ближним без конца мозги е*ать.
Единственное стоящее дело,
Чтобы нежней касалось тело тела,
И руки чтоб тянулись к сладким фруктам,
И к запрещенным сладостным продуктам.
Одно я только в жизни не приемлю -
Мозгов людских занудливую е*лю.

ВЛЕЧЕНИЕ. 6 октября 2015
Он на нее смотрел бесстыже,
Она на него - чуть соблазнительно,
Может быть не любовь, но все же
Половое влечение - ох*ительно.
В осенней аллее зеркальные лужи,
Она и она, глаза в глаза,
И женские губы в женские губы,
Впиваются осень в искры дробя,
И может быть совсем не верно,
И может быть, не любовь совсем,
Но половое влечение - ох*уенно,
И дарит тепло и улыбку всем.
Он нежно рукой по его щетине
Провел в полумраке шумного бара,
И кто знает, по какой причине,
Быть может, от пьяного угара?
И он в ответ по бедру рукою,
Скользит и гладит, желаньем горя,
Не надо путать это с любовью,
Они ох*енны, друг друга е*я.
Он и она, глаза сияют,
Соски набухли, член стоит,
Может, не любят, а просто играют,
Но ангел блудливый их хранит.
Пусть руки связаны, плетки и маски,
Пусть множество губ и множество глаз,
Влечение наше выдаст нам краски,
Раскрашивать будни каждый раз.

БЕЗ МАТА. 6 октября 2015
Вот, по заявкам публики,
Без матерных выражений,
Стыдливо прикроем рогалики,
И поля кроватных сражений.
Закроем нагие части,
Сверкнувшие в полутьме,
В пылу разгоревшейся страсти,
Веселой кутерьме.
Но, собственно, что об этом?
О сексе все и еде,
В конце концов не минетом
Живет человек на земле.
И леденец ты лижешь,
Или ласкаешь грудь
Ты любишь, пока ты слышишь,
Кого-нибудь как-нибудь.

МЫ. 7 октября 2015
Белые пальцы берез,
Серые руки осин,
Этой осенью я замерз
И остался совсем один.
Хрустнет синяя корочка льда
Под твоей невесомой ногой,
Ты осталась в лесу одна,
Ты осталась босой и нагой.
И в холодной осенней мгле,
Будем ждать, до прозрачности душ,
Когда кто-то живой и горячий
Забредет в нашу снежную глушь.
И тогда взвоем хищно в лесу,
Сердце кровь по венам толкнет,
Смерть наточит свою косу,
Кто-то точно в ту ночь умрет.
Это счастье, любовный жар,
Этот бег и охоты пыл,
Видно дьявол вручил нам дар,
А Господь про нас позабыл.
Видеть ужас в чужих глазах
И улыбку скалить в ответ,
Кровь живая у нас на губах,
А в сердцах - только жаркий свет.

РОГАТЫЙ БОГ. 9 октября 2015
Я ночью его встретил в баре,
Он тихо играл на гитаре,
Кутался в дым сигаретный,
Тонкокожий и бледный.
Он таял в нетрезвом свете,
Пел об умершем лете,
И взгляд его был не кроток,
Он пальцем манил красоток,
И льнули к нему девицы,
Он им сплетал небылицы
О томности жаркого мая,
Руки в волосы им запуская.
И были все зачарованы,
Взглядом к нему прикованы.
И я, волшебству поддавшись,
Смотрел на него, надравшись.
И в пьяном головокружении,
Чувствовал в сердце жжение.
А он играл все громче,
И голос звучал звонче.
И женщины в пляс пускались,
С мужчинами целовались.
И я, пересилив влечение,
Двинулся против течения.
Мне в душу заглядывал Бромий,
Как будто бы из Преисподней.
Из дымного сумрака выбрался,
Из сил последних выбился.
И воздух ночной, отрезвляющий,
Был мне верным товарищем.
Но вот, тонкокожий и бледный,
Кутаясь в дым сигаретный,
Выходит Загрей из бара,
В руках у него гитара.
Выходит один и молча,
Страшную харю корча.
Он мне подмигнув оскалился
И в миг, на глазах состарился.
И спрятался в лунном свете,
И нет его на планете.

ПРОСИНЬ. 13 октября 2015
Черный, заколоченный чердак
Моей душной черепной коробки,
Серой пылью политый бардак,
Над которым громоздятся полки.
Там хранится пара ценных фраз,
Немного пожелтевших черно-белых фото,
Стоит разбитый старый унитаз,
В нем плавает немыслимое что-то.
Честно говоря, я многое забыл,
В основном - людей, их имена и лица,
Слишком долго в темноте я плыл,
И теперь, похоже, заблудился.
Я не знаю, где, в каком часу
Мое сердце перестанет биться,
Меня время держит на весу,
Но мне кажется, что я парю как птица.
Иногда меня бросает вниз,
Ртом хватаю судорожно осень,
Где найти спасительный карниз,
Чтоб одни мечты скатились в просинь?

СВЕРХДЕРЖАВА. 15 октября 2015
"Россия - снова сверхдержава!" -
Увидел заголовок я,
Но только вот, не понимаю,
С какого, собственно, *уя?
Дровами топится родная,
Все чаще падет "прогресс",
Духовность только укрепляют,
С кадилами на перевес.
И видно дома все не ладно,
Раз лезем в Сирию бомбить,
Хотя, конечно, этих гадов,
Дано пора бы замочить.
Но честно вам скажу сильнее,
Чем так далекий нам ИГИЛ,
Меня волнует прибавление
На наших кладбищах могил.
Ведь знаем истину простую:
Чтоб было чисто и тепло:
Поправь забор,не сри в подъезде...
А телевизор - это зло.

БАНАЛЬНОСТЬ. 28 октября 2015
Увы, но жизнь банальна.
Нет штуки банальней любви,
Дети банальны, собаки,
Банальны коты и ежи.
Банален осенний вечер,
Узор золотой листвы,
Багрянец на листьях банален,
Банальны полярные льды.
Банален ночной переулок,
Луны рогатой оскал,
Банален больной ублюдок,
Банален здоровый амбал.
Банальны во тьме поцелуи,
Банальны "люблю" и "хочу".
Банальны любые позы,
Но я о них промолчу.
Банален читатель и автор,
Банален - хоть сразу в печь,
И даже вывод банален -
Что проще умереть.
И если есть что-то такое,
Ради чего стоит жить,
То это банальные вещи -
Зачем далеко ходить?

ПЕСНЯ КОТОРАЯ МНЕ ПРИСНИЛАСЬ. 8 ноября 2015
На улицу я вышел погулять,
Дышать весенней теплотою,
Сел на скамейку отдыхать
И наблюдать за детворою,
А белокурых два мальчишки
У детской горки щебетали,
Ко мне отдельный слова
Из их беседы долетали:
"Бу-бу-бу-бу-бу... говно!,
Бу-бу-бу-бу-бу... пи*дец!
Бу-бу-бу-бу-бу... ху*ня!
Бу-бу-бу-бу-бу... дезоксирибонуклеиновая кислота!!!!"

БАНДЕРЛОГИ.. 10 ноября 2015
Вслед за Киплингом повторяя:
«С наступлением темноты,
Когда обезьяны ходят,
Друг друга держа за хвосты» -
И вьются ленты снега,
В окнах горят огни,
А бандерлоги все ходят,
Друг друга держа за хвосты.
Заглядывают в окна,
Сквозь снежную пургу,
Насмешливые морды,
Похожие на мою,
Глядят сквозь стекло, смеются,
Хвостами манят меня,
В зимнюю белую темень,
Нового декабря.
Белые бандерлоги,
Ходят всю ночь под окном,
Песни протяжные воют,
И говорят все о том,
Что в мире стабильности нету,
Что где-то случился дефолт,
Про то, сколько водкой упитых,
Сыграют сегодня в гроб.
Шепчут они на ухо,
Про земляных червей,
Про то, как питон питонит
И душит удав детей.
Скачут они по веткам,
Хвостами обвив стволы,
И проклинают предков,
Кулаками стучат о столы.
Плотнее зашторив окна,
От страшной ночной пурги,
Вспомнишь, что бандерлогам
Отрезали их хвосты.
(2011-2012гг.)

СМЕРТЬ. 21 ноября 2015
Мы знаем все: нас ждет в конце
Одно и тоже.
От тьмы и холода в душе
Ледок по коже.
И мы смеемся, гоним прочь
Седую старость,
И не считаем тех минут,
Что нам остались.
Не важно умереть когда, и где -
Не важно.
Мы умираем навсегда
И это страшно.
И нет подонков и героев -
Не для смерти,
Нельзя красиво умереть -
Вы мне поверьте.
И смерть - какой бы ни была -
Нам не подвластна,
А жизнь, пусть даже и страшна,
Всегда прекрасна.

Здесь две небольшие поэмы. И обе про ангела. Они похожи и написаны с разницей в несколько лет. Но я решил дать из вместе, подряд. Почему бы и нет?

I

Однажды ангел упал с небес,
Когда шел дождь и снег.
В глазах его был тихий свет,
И слез тяжелый бег.

Над ним склонился и приник
К обветренным губам,
А в голове рождался крик
К безжалостным богам.

Я прикасался к кистям рук
И руки целовал,
И меч из коченевших рук
Я в руки принимал.

Я тихо песни пел ему,
И плакал, и молил,
Но ангел мой не говорил
И не вставал с земли.

Тогда его я внес в свой дом,
Что строил много лет,
И уложил его в постель,
И начал ждать рассвет.

Наутро он открыл глаза,
И свет наполнил дом,
А за окном была гроза,
И громко грохал гром.

Ко мне пришли мои друзья,
И танцевал огонь,
Но только был печален я,
Проваливаясь в сон.

Мой ангел много говорил,
И развлекал гостей,
А в полночь к дому подошли
Пять неживых людей.

И я хотел их прочь прогнать,
Но все же не прогнал,
Я в дом их свой решил позвать,
Хотя и был дом мал.

И духи странные ко мне
Явились в три часа,
И волк с звездою на челе,
Деревьев голоса.

Сатиры домогались нимф,
А феи пили эль,
И музы запоздалых рифм
Искали чью-то тень.

В разгар разнузданных торжеств
Я на кровать упал,
И очень долго крепко спал
Под грохот шум и гам.

А днем, проснувшись, я нашел,
Что ангел мой пропал,
И только ветер за окном 
Порывисто шуршал.

Прошли десятки грустных лет,
И снова снится сон:
Мой ангел, с призрачным мечем
И мой сгоревший дом.

II

Мне снился холодный город,
Заснеженный город, злой,
Над куполами соборов,
Звон проплывал седой,

Клубилась над речкой дымка,
И мост горбатый замерз,
Плакал резной снежинкой
Острый суровый мороз.

По льду проносились дети,
Смеялись, кидали снежки,
А я проклинал все на свете,
Читая свои стихи.

В чулане темном и пыльном
Я грелся, закутавшись в плед,
Сквозь пыльность окна пробивался
Лунный нетрезвый свет.

Но звоном вдруг все перебило,
Всех мыслей моих полки,
И ярче луна засветила,
В свои заплетая силки.

Ворвавшийся в комнату ветер
Недолго в коморке гулял,
Круша все, разбился и вскоре
Прекрасным гостем предстал.

Лежал предо мной обнаженный,
Прикрыв наготу парой крыл,
Нежный и стройный ангел,
А я на месте застыл.

Ангел поднялся с пола,
Расправив крылья, просил
На ночь теплого крова,
А то, он, бедный без сил.

И я убежал на кухню,
Гостю налил вина,
И в плед дал закутаться сразу:
Смущала его нагота.

Укутавшись в плед, спрятав крылья,
Из рук моих принял вино,
Пол ночи мы с ним проболтали
Печально, серьезно, смешно.

К рассвету мой гость зазевался,
Я спать его уложил,
И утром тревожно и нежно
Кровать его сторожил.

Но сном и меня сморило,
А может все дело в вине,
Время как будто застыло,
И я утонул в тишине.

Не слышал, как дети кричали,
Как пьянь дралась под окном,
Ушли все мои печали,
Покинули старый дом.

Проснулся я на закате,
Метель как всегда мела
И ангел, непрошеный ангел,
Заглядывал мне в глаза.
 

Дьявол - в мелочах

(8.11.14)

Дьявол - в мелочах,
Господь - в ничтожном,
В шепоте - неразличимый крик,
В каждом народившемся ребенке
Умирает сгорбленный старик.

Так и лезут мысли-тараканы,
Под глухую серость за окном,
Но на них расставлены капканы,
И они не проберутся в дом. .

Средневековье

(11.11.14)

Неторопливо вползало
Средневековье в мозг,
Цокало копытами,
Взбиралось на помост,
Шептало подворотнями
На разных голосах,
И путалось репейником
В немытых волосах.
И вырастали замки
Средь леса как грибы,
Пока Средневековье
Вставало на дыбы.
Беззубою улыбкой
Оно кривило рот,
В рванину одевало
Ликующий народ.
И я устав перечить
Исполню роль шута,
Пока Средневековье
Не выпито до дна.

Трамвай в Ехо

(18.11.14)

Иногда бывает тошно.
За окном брезгливо, серо,
И в тебе душа промерзла,
И покрылась белым снегом.
Здесь не скрыться от тревоги,
От себя нигде не спрятаться,
Все в зеркальных отражениях,
Все в дождливой мерзкой слякоти.
Убежать... да только некуда,
За порогом тьма холодная,
И трамваи не мерещатся,
Все уехали, наверное.

Сплошные дома

(23.01.15)

Не мечтай, это вредно, от этого сходят с ума,
Не мечтай, лучше я за тебя помечтаю, 
Из окна вид отличный - сплошные дома,
В желтых окнах я тени чужие считаю.
Не мечтай, можно запросто выпасть в окно,
От желаний, от страстной мечты о полете,
Это так прозаично, но есть одно хрупкое "но",
Не мечтая, увязнешь и сгинешь в болоте.
Я мечтаю, и пусть это сводит с ума,
Я мечтаю, и знаю, мечтам этим в жизни не сбыться,
Из окна вид отличный - сплошные дома,
Главное - вовремя остановиться.
Не мечтай, это, честно, вредно для глаз,
Ведь глаза всюду видят одну только серость и скуку,
Не мечтай, лучше я помечтаю за нас,
И к сердцу прижму твоей грубой реальности руку.

Парадное

(10.03.15)

Тебе, парадное, сложу я
Стихи в безудержном бреду,
Своей открытостью похоже
Ты на желанную ....
Тебя не спутать с черным ходом,
Пусть есть любители в него,
Зайти случайно, мимоходом,
И это тоже ничего.
И вижу я в домах новейших,
В подъезд ведет глухая дверь,
Одно отверстие нас примет
Мне не найти тебя теперь.

Афродита

(5.04.15)

Люди любят влюбляться,
Друг к другу тянуться страстно,
Люди любят е****ся,
И делают это прекрасно.
Люди различны и схожи,
По разному любят и разных,
Кто-то в классической позе,
А кто-то в позах странных.
Кто-то любит дома,
В темноте и под одеялом,
А кто-то на улице любит,
Собравшись всем кварталом.
Кто-то любит лысых,
А кто-то волосатых,
Кто-то любит писать,
А кто-то даже и какать.
Девушки лижут пё**ы,
Мужчины сосут члены,
На это смотрят звезды,
Богиня выходит из пены.

Плед

(7.07.15)

Во всей этой бессмысленной вязкости
Рыжей неге жаркого лета,
Я хочу покапать тебе вкусности,
И укутывать в колкость света.
И когда наступит осень
Смоет с улиц томную липкость,
Холодок побежит через форточки,
Фонарей желтизной размытой,
Я хочу покупать тебе вкусности,
Прижимать тебя крепко и нежно,
Вспоминая о неге лета,
Греть тебя колкой клеткой пледа.

Выцветшие сны

(15.07.15)

Как старые кинопленки - 
Чуть выцветшие сны,
Нечетки они и звонки,
Не вынырнуть с глубины.
И утром проснувшись
Видишь все тот же потолок,
И где-то за стенами лето,
Но им не наестся впрок.
Я заперт в бетонном склепе,
Твой голос звучит в голове
И старая кинопленка -
Я вижу тебя во сне.

Зарисовки завтрашнего дня

1. Хрен вам из будущего!

    Это был почти Берлин. Старый дом с заколоченными окнами. Было видно, что хозяева покинули его несколько лет назад - может быть, в самом начале войны. Заходить не имело смысла. Но они зашли.
    Васька разочарованно вздохнул: идеальный порядок и толстый слой пыли свидетельствовали о том, что жильцы уезжали без суеты и спешки и очень-очень давно. Тем не менее Васька принялся выдвигать ящики в надежде найти столовое немецкое серебро. Судя по звону и лязгу что-то он все-таки нашел.
    Петька и Алексей Иваныч оказались в кабинете. Алексей Иваныч увлеченно разглядывал корешки книг на стеллажах, а Петька с надеждой открыл стеклянные дверцы небольшого шкафчика, за которыми на серебряном подносе пылились хрустальные рюмки и стояла полупустая, но плотно закупоренная бутылка с янтарной жидкостью. Откупорив бутылку Петька удовлетворенно крякнул. И тут потрясенно ахнул Алексей Иваныч. Петька обернулся. Боевой товарищ выпучив глаза смотрел на лежащую на письменном столе газету.
     Алексей Иваныч знал немецкий. Он об этом особо не распространялся, но... но газета была не немецкая. Увидев русские буквы Петька было решил, что газета советская. Но нет. Советской она тоже не была.
     Самое удивительное - это огромная цветная фотография занимавшая почти все пространство под заголовком. На ней множество людей под флагами РОА отмечали годовщину возвращения Крыма (как гласил заголовок статьи)
    -Ч-что эт-то т-такое? - Петька неожиданно начал заикаться. 
   -Ты смотри: война на Донбассе... Россия может превратить США в радиоактивную пыль...
   - Американцев? Они же союзники! - Петька не знал, что такое радиоактивная пыль, но подозревал, что это очень плохо.
    - Это газета из будущего. - объяснил Алексей Иванович. -Тут должна быть дата, но уголок, видишь, оторван?
   После чего он перевернул страницу. "Поклонники Гитлера собрались на конференцию в Петербурге".
    - То есть они не только Крым, но еще и Ленинград взяли?!
   - Молодой ты, Петька, молодой и глупый - проговорил Алексей Иваныч. - Мы только что с тобой прикоснулись к тайне, к чуду. Узнали, что возможны путешествия во времени, а тебя волнует какая-то ерунда. Ну послушай, какая разница, что там с Петрбургом? Ну переименовали его обратно, из Ленинграда....
   - Зачем?
  - Видимо конец пришел советской власти, - пожал плечами Алексей Иваныч.
  - Как так?
   - Не знаю, в газете об этом ничего не пишут, - ответил Алексей Иваныч, а про себя подумал, что это пожалуй не самое плохое, что могло произойти со страной, но тут же он вспомнил, что судя по новостям, со страной произошли вещи похуже чем советская власть и расстроился. 
   Тут раздался громкий хлопок. Подле Петьки и Алексея Иваныча возник краснощекий низенький лысый человечек в черном костюме. С криком: "Хрен вам, а не будущее!" - он выхватил газету и исчез. В головах у боевых товарищей помутилось, а когда разъяснило, они про все забыли. Из гостиной доносился шум - Васька увлеченно собирал 
столовое серебро. 

  Они все дошли до Берлина, но через неделю после Победы Петька отравился метиловым спиртом и умер. Алексей Иваныч покончил с собой 1947-м году. А у Васи все было хорошо. 

2. Пожар Москвы

    Пожар Москвы *надцатого года. Где-то что-то замкнуло. Видимо таджики рубанули по какому-то важному кабелю в Кремле, и все отрубило. Ну, то есть, как отрубило: Кремль остался без связи, а Кутафья башня стала похожа на кипящей чайник. Она, казалось, подпрыгивала, пританцовывала на месте, из нее валил черный дым. Стеклянные павильоны мириадами осколков сильно поранили рабочих и случайных прохожих. Начиналась зимняя метель, снег валил, город стоял в пробках. Погода совершенно нелетная. Унылая колонна митингующих шла под пристальным взглядом хмурого ОМОНа, и вдруг замерла: мертвенно-зеленую вспышку и черный удушливый дым увидели все. «Началось» - подумала толпа. Но ничего не начиналось. Где-то вдали выли сирены, неслись к Кремлю пожарные машины, а из Кремля несся голубовато мигая траурно-черный кортеж. Мало ли что? Ничего страшного и необычного не происходило. И в новостях успокоительные речи, и истеричный твиттер: «что происходит?!» «кремль горит» «черный дым и ничего непонятно»…. А снежная метель все заметала, и питерская трасса стояла в многокилометровой пробке. И в каком-то провинциальном Скотове, Петрович, стоя на кухне напыщенно цитировал: «Когда череда преступлений и злоупотреблений властью…» - но его никто не слушал. В заоконной метели чудилось страшное.
     В тот жуткий вечер с москвичами происходило что-то странное. Подогретые ожиданием конца света и слухами о пожаре Кремля люди в пали в тихую истерию. Кто-то сидел дома, заперев все двери и окна. Кто-то побежал на улицу. Унылая толпа митингующих стояла разинув рот, но когда обесукраженный ОМОН дрогнул и кто-то из власть охраняющих снял шлем и крикнул: «Пиздец, братцы, началось!» - и зашелся в диком смехе, митингующие вдруг пришли в движение. Броуновское. Эта гордая толпа либералов, левых и националистов вмиг как-то растеклась в различных направлениях. Кто-то кричал: «на Кремль», и часть ОМОНа бросилась в толпу с намерением применить силу. Но остальная часть, уверовав что конец и правда близок смешалась с толпой, и бежала кто-куда: кто-то грабить магазин электроники, кто-то бить витрины в кафе, а кто-то к Кремлю – туда где все видели яркую вспышку и черный дым.
      Черный кортеж уперся в пробку. И злые водители поносили голубые мигалки, и не пропускали. Материлась охрана, матерились автолюбители, матерился человек в черном автомобиле, за черными тонированными стеклами, сидя в тепле, в черном кожаном салоне. У человека болела спина и он хотел в сортир.
       Метель усиливалась. Видимость упала до нуля.
       В новостях сообщалось об избитом журналисте «НТВ»
       Пожар давно был потушен, но буйство в городе продолжалось. И черный траурный кортеж все стоял в пробке, истошно мигая голубыми огням, пропагандируя всем, в том числе и несовершеннолетним что-то голубое – не иначе гомосексуализм.
        «Достало. Я есть хочу. Я срать хочу. Пешком пойдем» - гневно думал самый главный человек сидящий в пробке. Морщась от боли и не слушая протестующие крики охраны он покинул свой черный автомобиль. В окружении охраны он двигался в неизвестном направлении, пока его радостно бибикая не сбила несущаяся пожарная машина.
«Еб вашу мать!» - подумал самый главный человек и умер. Но это ничего не изменило. Конец света так и не наступил.

3. Потомок обезьян

     В огромном на пол стены экране китайского производства багровело и брызгало слюной пожилое, но без единой морщинки надутое лицо ведущего:
- Не смотря на то, что православные ученые уже давно доказали всю безосновательность так называемой "теории эволюции" Дарвина, тем не менее не только в странах Западных гомодиктатур это кощунственное учение остается популярным. Конечно, мы живем в демократической стране и каждый может считать что он произошел от кого угодно - хоть хомячка, хоть обезьяны, но дарвинистам, этим потомкам мартышек, мало просто тихо исповедовать свою мерзость дома, они хотят нести яд лженауки детям! Я... вот вы знаете, я православный человек. И меня, как православного русского человека смертельно оскорбляет это... это, не побоюсь сказать, кощунство. Да-да, кощунство. Ведь так называемые "дарвинисты" отрицая давно доказанное сотворение человека по образу и подобию Господа, намекают своим учением на то, что Бог похож на бабуина! Но чего ждать от этих мерзких зоофилов! Как правило, большинство дарвинистов - педофилы, сотронники гомосексуализма и прочих так называемых "либеральных" ценностей. Большинство этих людей завербовали агенты Западных гомодиктатур в те времена, когда еще не было Белого Интернета. Их не так много, но они ведут активную пропаганду... 
     Иванушка решительно выключил телевизор. Вся эта истерия в связи с запретом пропаганды дарвинизма среди несовершеннолетних уже порядком поднадоела. В конце концов, этим самым дарвинистам-атеистам никто не запрещает верить во всю эту чушь, никто их за это не сажает в тюрьму, не отправляет в Сибирь лес валить, не то, что в эпоху Безбожного Совка, когда православных людей истребляли... эти самые гомосексуалисты-дарвинисты.
    Иванушка решил прогуляться. Стояла замечательная весенняя погода. В зеленом сквере Юные Хоругвеносцы жгли еретическую литературу: чистый символизм в эпоху электронных книг. Но не жечь же пластик? А бумага горит хорошо. В стопке книг Иванушка увидел "Мастера и Маргариту" Булгакова, пару "Лолит" Набокова. Но в основном жгли "Отцов и Детей" - Тургенева в эпоху Безбожного Совка и в лихие 90-е, и потом, в эпоху "Вставания с колен" издавали много, а метку "21+" на "Отцов и детей" поставили всего два года назад, поэтому книг было в избытке. 
    Книги горели хорошо, а над зелеными кронами деревьев сияли яркие рекламные щиты, на которых периодически мелькали безморщинистые лица вождей, включая криозамороженного лет двадцать назад, но потенциально живого Нацлидера. Была весна 2084 года....

4. Перевод

    - Нам тут это... пару человек забрать надо - хрупкий ангел неуверенно переминался с ноги на ногу.
   - Куда? - недоуменно хрюкнул толстый розовощекий черт развалившийся в алом потертом кресле прямо перед входом в Пекло.
   - К нам, в Рай, - ангел виновато улыбнулся и для убедительности указал пальцем вверх, в хмурые грозовые небеса.
   - Перевод? Прямо к вам?! - черт удивленно вылупился на ангела черными бусинками глаз. - Послушайте, но это не по правилам. От нас по амнистии перевод из Пекла только сюда, в Лимб... по договору мы не можем передавать вам души.
     Ангел сочувственно вздохнул:
    - Я все понимаю. Это не мое решение. Да и, честно говоря, у нас там, наверху, все в шоке. Такой шум поднялся. Некоторые из наших подопечных устроили забастовку у Врат, говорят, что если мы пустим "этих" в Рай, то они от нас уйдут... Сами понимаете, это едва-ли возможно, но некоторые бояться, что будут... инциденты.
    - И на кой они вам сдались "эти"... у вас список с собой? - черт покачал головой. Ангел протянул белоснежный листок бумаги. Черт взял осторожно документ, повертел в руках.
    - Так-так... - пробормотал он - "На основании причисления к лику святых..."
     Черт оторвался от листка и удивленно посмотрел на Ангела:
    - Вы что, серьезно?! Это что за демократия у вас там?
    Ангел виновато развел руками.
    - Да... тяжелый случай... - вздохнул Черт. - Ну хоть тех, которые причислили, вы потом к нам отправите, я надеюсь?
    - Этим, думаю, будет не отвертеться - на лице Ангела на миг промелькнула хищная, почти демоническая улыбка.
 

5. Скотовский этюд

   В серой лужице отражались безмятежные голубые небеса и глядя в этот плевок-отражение никому бы и в голову не пришло поверить в безысходную вогнутость всего нашего несуразного мира и в великий замысел творца, раскидавшего эти плевки по всем суетным просторам – а ведь в каждом отражался лоскуток того самого, прекрасного и голубого, наивного и капризного, над которым, если верить мудрецам, пребывал в вечном блаженстве и неге, веселый создатель в окружении сексапильных гурий, чьи соски-звезды так манят по ночам правоверных. Впрочем, не суть. Суть, как говориться, все по подъездам, да подворотням. Так было везде, повсюду и сонный, вечно похмельный Скотов исключением не был. 
И вот, когда солнце весело докатилось почти до середины небосклона (а в нашей части страны это далеко за полдень) на центральной площади города появились два примечательных господина. Солнце припекало, и после дождя парило нещадно, но господа были одеты в костюмы. Это, конечно, выдавало их с головой: двое были чиновниками. Вам, читатель, имена их конечно не известны, но физиономии этих двоих были хорошо известны скотовцам. То были мэр города господин Бобруйский и глава района Дмитрий Анатольевич Смутин. Бобруйского явно мучило похмелье, так как в прошлом он был владельцем скотовского виноводочного завода, производившего изумительную яблочную бормотуху, благодаря которой весь скотовский край носил гордое название "российской Нормандии". 
     Так или иначе, уйдя в политику Бобруйский передал завод своему племяннику, некому Синявкину и был как бы не удел. Но давнюю привычку употреблять он не бросил и поэтому круглое лицо   Бобруйского было в этот жаркий час умученным и бледным и фигура колобка в костюме каждым своим трепыханием источала страдание. Смутин представлял собой полную противоположность этого продуктивного тандема. Он не пил. Вел здоровый образ жизни. Местная газета "Вести Скотова" еженедельно публиковали его фотографии то с ракеткой, то в спортивных трусах на уличной пробежке. Единственное, что на велосипеде еще не катался, зато в минувшую осень Смутин собственноручно поднялся в небо на воздушном шаре, чтобы проводить в дальний путь каких-то грачей, покидающих родные края, чтобы отдохнуть в Турции или где там они зимуют. Говорят, в глазах главы района застыла неподдельная зависть.
     Но вот Смутин и Бобруйский, дойдя до центра площади остановились, неприязненно уставившись на лужу.
    -Может ну ее? - буркнул Смутин. Лицо у него было грубое, мятое и недоброе. Он походил на ободранного медведя. Но зато в костюмчике, да.
  - Нельзя, Дмитрий Анатльевич, памятник же, - ответил Бобруйский. - Вы же знаете, какой болью в моем сердце каждая лужица, каждый окурок...
  - Ты это журналистам рассказывать будешь, а мне - не заливай - отрезал Смутин.
  - Короче из-за этой дыры непорядок может быть. Общественность возмутиться. К тому же... - Бобруйский понизил голос и привстав на цыпочки прошептал Смутину на ухо:
  - К тому же, Дмитрий Анатльевич, пока на площади лужа мы можем не согласовывать никаких ненужных нам мероприятий на площади.
  - Так ведь слит то протест, Бобруйский. Теперь то чего?
  - Ну так раз слит, и раз мы оба пока на своих постах, чего сразу заделывать? Нет в бюджете денег.
  - Так бы и сказал, Бобруйский, что тебе лень.
  - Связываться не хочу... - Бобруйский тяжело вздохнул - Эх, здесь бы пивной ларек, так нет же, школа рядом.
  - Да ты только о пивных ларьках и думаешь. А еще мэр. Ты бы о детях подумал. Вот нам тут пришла от губернатора весточка. Чтоб мы усилили борьбу с пропагандой педофилии на местах. Где мы тут педофилов то найдем?
  - Прошу прощения? - послышался из-за спины чиновников вкрадчивый и приятный мужской голос. Парочка вздрогнула и обернулась.

Жребий Руматы

(25 ноября 2015)
Мне нравится "Бремя белых" -
Клеймите расистом меня,
Но мне не милее света
Египетская мгла.
Все-таки этот жребий
Приносит свои плоды,
Его разделяют с нами
Вчерашние дикари.
И на далекой планете,
Спустя пару сотен лет
Какой-нибудь Румата,
Тягать будет этот крест.

Настроение - декабрь

(5 декабря 2015)
Настроение - декабрь,
Ветер воет как собака,
Кто-то убегает в лето,
Отдыхать на тропик Рака.
Пусть там варятся как раки,
В теплом море кверху попой,
Нам стальные тучи неба,
Тут в России - крышка гроба.
Тесно в городах промозглых,
Новый год седой морозный,
Где-то бродит, где-то ходит,
Потерявшись, растерявшись,
В серой слякоти и тесной
Широте полей застывших
Голосах лесов простывших.
Крышка гроба, крышка гроба,
Это небо, это небо,
Бьешься, бьешься кулаками,
В эти стены, мысли-вены
Резать хочется мечтами,
Только режет эти вены
Вой собачий злого ветра,
Здесь не тропик, здесь берлога
У сосущих лапы Арктик,
Безнадежность... крышку гроба
Прорывает свет Галактик,
И летит, к земле срываясь
Снега звездная туманность.

Турецкий берег

(8 декабря 2015)
Мне нужен турецкий берег,
И Африка мне нужна,
Еще хотелось Америку -
Чтоб тоже нашей была,
Европу с ее гейпарадами
И Сирию (но без ИГИЛ),
Донбасс (но чтобы с Украиною)
И чтобы весь мир нас любил.
Конечно, мечты это глупые,
К черту Стамбул и Каир,
Холодные страны и жаркие -
Весь этот радужный мир.
Дома черны деревья
И белым ложится снег,
Зачем нам берег турецкий?
Свой бы вернуть навек.

Время перестало что-то значить

(9 декабря 2015)
Время перестало что-то значить,
Так давай сожжем календари,
Нам не страшно страшно напортачить,
Но на всякий все-таки замри.
Бьется сердце - старенький будильник,
Воздух замер и не дышит дом,
Время перестало что-то значить,
Так давай - сдадим в металлом.
Время перестало что-то стоить,
А когда-то, помнишь, были дни,
Мы считали каждую секунду,
И страдали, будучи одни.
Мы росли, а время утекало,
Слишком быстро, как бы впопыхах.
Выросли - и времени не стало,
Превратившись в серый горький прах.
Мы когда-то мерили недели,
И текли-тянулись долго дни,
А теперь - два лета пролетели,
Осень не отлепишь от весны.

(10 декабря 2015)
Как ныне взбирается бедный Сизиф,
Какие тут к черту хазары?
В их киевских письмах странный иврит,
Не знает слова "халява".
Варяжский закон - все что плохо лежит -
Урвать, подмять и спереть,
И щит на ворота Царьграда прибить,
И глупо в конце умереть.
 

По льду

(15 декабря 2015)
Когда застынет льдом покрытая душа
По скользкой корочке пройду я не спеша.
И будут гневно взгляды полыхать огнем,
От сотен глаз в ночи светло станет как днем.
А я идти по тонкой корке буду босиком,
Бить ломкий зимний воздух кулаком.
Я знаю, вскроет льды весенний свет
И темноту укроет колкий плед.
И красная по венам жидкость потечет,
Из голубого станет алым тонкий лед.
Но рухнет все равно парящая душа,
Мечты из зыбкой супеси круша.
Как в цепи закуют ее в стальные льды,
Чтоб уберечь от огненной беды.
И я огонь беды в руках держа,
Пройду по скользкой корке не спеша.

(22 декабря 2015)
Вот пусть плетется обессиленный
Куда-то в сторону тоски,
Декабрь в снег не перебеленный
Жующий душу и мозги.
 

Как встарь

(23 декабря 2015)
Здесь все по кругу, повторяется, как встарь,
Ночь, революция, фонарь,
Патриотизм, маразм, вождя усталый лик
Не театр тут у нас, а цирк.
И внешний враг и внутренний подлец,
И с головой отрубленной стрелец.
И мы бежим по замкнутой в кольцо,
Истории, смеющейся в лицо.
Здесь все по кругу - голод, вонь и гарь,
Ночь, революция, фонарь.
Когда очередное воскресенье?
Когда опричнины полночное гудение?
Когда очередной бардак и смута?
Когда поставят к стенке баламута?
Когда очередной разгон толпы
И бунт людей уставших от войны?
Вы скажете, что я сгущаю краски,
И сторонюсь всеобщей пляски,
На сцене клоуны, слоны и акробаты,
Под куполом натянуты канаты.
Здесь все по кругу, повторяется как встарь,
Погашен только уличный фонарь.

(9 января 2016)
Язык мой - меч,
Помолиться и лечь,
Звать богов,
В которых не веришь,
Думать о том
Чего не измеришь,
Но меришь метрами,
Изорванными гетрами,
Злыми ветрами,
И в печь.
Закрыть глаза
Помолиться.
Лечь.
Звать богов,
В которых не веришь,
Чувствовать как звереешь.
Черствеешь,
Болеешь...
Кашель, в стене - брешь,
На звездном небе
Проедена плешь.
Гора с плеч.
Молится.
Лечь.
Звать богов,
В которых не веришь,
Чувствовать как болеешь,
Сопли, стоны, вопли,
Игра не стоит свеч.
Богам в которых не веришь
Помолиться, закрыть глаза, лечь.

(11 января 2016)
Вы помните поэта с гражданином?
Ну был проект такой, казалось бы вчера.
Но нынче это все не актуально,
Прости, мой друг: иные времена.
И нефть тогда была, и рубль твердый,
В метро никто не ездил без штанов,
И реял наш орел, двухглаво-гордый,
Не предвещая будущих штормов.
Но ныне время знаете какое,
Тут не поможет самый лучший чтец,
На сцену шагом тяжким командора
Выходит злой, рассерженный Песец.

(11 января 2016)
Бьет из меня, сбивает с мысли,
А есть ли смысл, пытаться что-то понять,
К дуракам и безумцам меня причисли,
Или вычти. От меня можно вечность отнять.
Бьет из меня чепуха, требуха,
И зачем, от чего, вроде бы трезвый,
Мне чего-то вдруг, опять не до "ха-ха!",
Я сегодня охрипший, смешной и облезлый.

Про любовь

(15 января 2016)
Я долго не мог сформулировать...
Но время пришло сказать -
Любви не стоит завидовать,
Он ней не стоит мечтать.
Любовь - это просто чувство
Когда другой человек,
Становиться частью сердца,
Родным и близким навек.
И в этом нет страсти и похоти,
На самом краю земли,
Мы можем близкое сердце
Нечаянно найти.

(1 февраля 2016)
Когда твои мысли окажутся шепотом
В темноте, шурша, как шаги старика
В голове пронесутся бешеным топотом
Паники звенья разум смеша.
Темнота обнимать будет нежно, удушливо,
Дышать в затылок смертью и льдом,
И шептать за спиной станут тени услужливо,
Одиночеством наполняя дом.
И ты встанешь, меря из угла в угол
Шагами комнату босотой ног,
Пятками чувствуя запах чуда,
От того, что закончился в сердце бог.

(2 февраля 2016)
Нет смысла поклоняться Сатане,
Лучше подмигнуть ему в темноте.
Он всех нас любит и знает
О власти над миром мечтает.
Зачем же ему поклоняться?
Он будет над вами смеяться.

ДРАКОН И КРЫСЛОВ
(по мотивам пьесы Шварца)
(12 февраля 2016) 

Есть далеко, за снежными грядами
В долине, где змеится речки плеть
Богатый город, и дракон в нем правит,
Решая, кому завтра умереть.
Он юную красавицу похитил,
И рыцарей отважных загубил,
Темна и высока его обитель,
Он жителями города любим.
Когда-то в городе не знали о драконе
И правили им толстые купцы,
Но незаметно в город тот пробрались
Коварные полярные песцы.
И взвыл народ, и звали Крыслова,
И тот пришел, услышав стон людей,
Но бургомистр пригласил Дракона,
Избавится чтоб от песцов верней.
И вот Дракон, песцов поджарив тушки
Сидел в своей пещере золотой
И шли к нему довольные старушки,
И говорили: "милый, дорогой!"
А за старушками тянулись молодые,
Их были сотни, тысячи, они
Дракону отдавали золотые,
И медные, последние рубли.
И вот дракон, устроившись на злате,
Решил вздремнуть с приходом темноты,
Как в друг услышал: "При такой работе
Я захотел бы большего чем ты."
Дракон, отлипнув от своей кровати
Увидел Крыслова в темноте
И заревел: "Кто ты, и с какой тут стати,
Чего-то выговариваешь мне?"
А Крыслов, ничуть не испугался,
Он дудочку достав сказал ему:
"Я в этой жизни никогда не дрался,
Но музыкой могу наслать чуму.
Ты жаждешь золота? Но в город ведь богатый!
Сокровищ много - всех не сосчитать,
Ты мог бы в нем обжить себе палаты,
И обрести над жителями власть!"
"Я без тебя могу напасть на город,
Сжечь бургомистра, городской совет,
Ты Крысолов, наивен и так молод...
Послушай-ка теперь и мой совет...
Беги!"

 (20 февраля 2016)
Насос сердечной мышцы
Единственный насос
Качающий горячую
Пьянящую любовь.
 

 (24 февраля 2016)
Солнце заглянет в окно,
Морщиться заставит от света,
Где-то за краем зимы
Скоро проснется лето,
Пьяный расхлябанный путь -
Тут как всегда, бездорожье,
Снежная вялая муть
Зимы кособокой остожья.
Белое - так торжественно,
Но лето в драконьей коже
Выпалит торжественно,
С жадной и жаркой рожей.
 

Политота

(24 февраля 2016)
Я давно, друзья не в курсе,
Как дела на Украине,
Что с ИГИЛ не поделили?
Что мы в Сирии забыли?
Эти все вопросы, братцы,
Не волнуют мое сердце,
С "сердцу" рифма - "Чили перцы" -
Не крылатые ракеты.
Курс рубля, его падение
Не сравнятся, хоть вы режьте,
С ощущением от падения
В гололед и на асфальте.
И конечно, всюду задница,
И конец нещадно близится, 
Но скажи, какая разница?
Важно ведь не оскотинится.

БАБА ЯГА

(13 марта 2016)
Ты знаешь, никто не сгущает краски,
Когда в непролазных лесах
Воздух вязок, и словно из сказки
Изба выплывает на курьих ногах.
Сквозь сизый туман гниловатый запах,
На кольях людей черепа,
К злому погосту незваного гостя
Дура судьба привела.
И ты украдкой вдыхаешь воздух,
Сырость болот родных,
Черепа с частокола смотрят недобро,
Огни в глазницах пустых.
Ты делаешь шаг, во мху тонут ноги,
И ветка не скрипнет, не ухнет сова,
И вот, произносишь, слегка запинаясь
Знакомые с детства слова.
Изба оживет, завоет, со стоном
Заставит себя развернуть
И дверь заскользив на не смазанных петлях
Сама отворится чуть-чуть.
И слушая сердце, стучащее часто,
Пот утирая со лба
Ты сделаешь шаг, хотя и страшно,
Все-таки дура судьба.

АРХЕОЛОГИЧЕСКОЕ

(17 апреля 2016)
О да, ловите эти звуки,
И солнца яркого лучи,
Весна попалась в наши руки,
Храпеть довольно на печи.
Пока еще тепло коварно,
И веет снежным холодком,
Но согласитесь, это славно,
И ноги тянет за пивком.
Нам будут все пути открыты,
Нас разметает по полям,
По старым селищам забытым
И древнерусским городам.
От предвкушения полета
Алисы в кроличью дыру,
Спешит душа на край раскопа,
В мечтах, во снах и наяву.

ТЕНЬ ПОБЕДЫ

(8 мая 2016)
Тень Победы висит над дачами,
Все уехали из Москвы,
За победу давно заплачено,
Над мангалом шипят шашлыки.
Маринованный смог за городом,
Зелень майская нежно дрожит,
Над Москвой, над Россией, Европою,
Тень Победы вальяжно кружит.
 

(18 мая 2016)
Черный полумесяц, завален горизонт,
Грязь земную месит побелевший черт.
Пьяная улыбка у Млечного пути,
Выхода не будет, как ты не крути.

Два ангела прекрасных, взявшись за руки
Прошли под аркой городских ворот.
На солнышке, на камушке устроившись
Лежал большой пушистый рыжий кот.
Их вел вперед по улицам извилистым
Седой и изможденный старый Лот,
Двум ангелам вслед взглядом ненавидящим
Кидался каждый новый поворот.
Они пришли в дом Лота. Сели. Ели.
Но сумерки сгустились, ночь пришла,
И к дому Лота шумно привалила
Дремучих гопников безумная толпа.
Два ангела в окне стояли рядом,
Сомкнулись руки - словно навсегда,
Один другому прошептал тихонько
Красивые и нежные слова.
Толпа под окнами кричала "Пидорасы!",
И Лот метался в ужасе мыча,
Один из ангелов смахнул с плеча пылинку,
Решив проверить остроту меча.
Толпа ревела, бесновалась: "Выдай!
Е*ать тебя и дочерей твоих!
Наверное, ты тоже старый пидор,
Раз покрываешь этих голубых!"
Из города сбежали даже мыши
И рыжий кот ушел за ними вслед,
Когда окраcил алым цветом крыши
Проклюновшийся на утре рассвет.
Два ангела, расправив свои крылья,
Поймав мечами первый солнца луч,
Низвергли на Содом огня поток и серы,
С небесных, недоступных людям круч.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Послушайте!

(14.06.16)

Для любви нет законов и правил.
Она просто приходит, стучит во все двери,
Как говаривал апостол Павел...
Впрочем - не важно. Люди - не звери.
Не надо тыкать "не теми дырками",
Любовь в принципе, не через дырки в тело входит,
Любовь... она просто... просто случается,
И потом в душе, горя, песни заводит.
Любовь - музыка сердец звучащих,
Любовь не знает слова "неправильно",
Любовь сломает все стены-преграды,
Наплевав на законы людские и правила.
Любовь - это дар творить из ничего что-то,
Это искра вечности в глазах наших,
И любовь никогда не будет сломлена,
Она возникнет даже в самых падших.
Послушайте! Главное, важное самое!
Ненависть любая побеждена будет -
И по этому только простому правилу,
Нас - тех кто любит - никогда не убудет.

Небо, с которого он упал, целую вечность назад, было голубым и безмятежным.
«Почему я не умер?» - подумал он, глядя на небо, обрамленное зеленью листвы.
Двигаться не хотелось. И не моглось.
«Почему я не умер?» - повторил он безмолвный вопрос.
Его спасательная капсула, проделав в изумрудно-ровном и умиротворенном море дикого леса дыру, опалив ветви и стволы вековых деревьев, достигла самого дна. Он выжил и теперь лежал среди обломков, не в силах пошевелиться. Лежал и равнодушно смотрел на небо. Только один вопрос мучил его: почему он не умер.
Его звали Игорь. Двадцать один год, холост. Рост – метр восемьдесят два, вес семьдесят четыре, окончил… все это так не важно, теперь…
Игорь попытался встать. Со стоном он приподнялся на локте. Грудь жгло, к горлу подкатила тошнота... как называется эта планета?.. – в голове колыхнулось, выплыло неприятное название – Содом. Ну, да, кажется, так ее все называли. Содом или Радуга.
Там, в небе над Радугой, наверное, продолжался бой. Кто, с кем… Игоря теперь это мало заботило. «Надо выбираться отсюда» - мелькнула мысль. Перед глазами все плыло, однако Игорь сумел встать на четвереньки.
- Что, приятель, подбили? – задиристо прощебетал из зеленой листвы чей-то голос. Игорь дернулся. Оседлав толстую ветку, где-то на высоте полутора метров от земли сидел сероглазый парень в зеленом комбинезоне. Взгляд сероглазого не предвещал ничего хорошего. «Меня сейчас еще и поимеют» - подумал Игорь, а сероглазый, будто угадал, о чем думал сбитый. Резво спрыгнув с ветки, он, встав в позу Робина Гуда, убийственным тоном сказал:
- Ну что, пройдем в клизменную?
Игорю было совершенно не до шуток. Его вывернуло, а руки и ноги подкосились. Он неминуемо встретился бы с собственной блевотиной, но кто-то как котенка схватил его за шкирку и пробасил:
- Хватит шутить Фей Лан, не видишь парню плохо.
- Тролль, ну ладно тебе…
- Пошли в лагерь, - сказал Тролль, после чего перекинул вялое тело Игоря через плечо и шумно зашагал через джунгли. Тролль все же был человеком. Только очень большим и сильным. Под его мерную тяжелую поступь Игорь вырубился.
«Земля, да-да, наша далекая Великая Родина, погрязла в грехе, смраде, извращениях и анархии. Но самое мерзкое, что земные власти позволили грязным извращенцам основать новый Содом – целая планета отдана им на поругание! Целая планета содомитов! Мы должны сжечь эту проклятую колонию, как некогда Господь сжег Содом и Гоморру на матери-Земле. Мы должны – во славу Божью, ради наших детей, ради нашего будущего. Они не остановятся на одной планете, нет! Содом расположен в самом сердце нашего сектора космоса и оттуда зараза гомосексуализма распространяется по всем колониям Союза. Вам не стоит бояться этих содомитов, в распутстве и пьянстве, в уходе от традиционных ценностей они утратили способность быть настоящими воинами. Их мужчины – как бабы, а женщины – как мужчины, но разве может женщина сравнится с настоящим мужчиной? Разве может женщина быть воином? Удел женщины – дом, очаг, дети… их дома – груды камней, очаги не горят, они вымирают – потому что женщины заняты не своим делом. Придет час и мы дойдем до Земли, но сейчас нам необходимо покончить с величайшим злом во вселенной – планетой Содом, которую эти нелюди называют Радугой»…

Игорь хорошо учился в школе, но больше преуспел в гуманитарных дисциплинах – истории, литературе и основах традиционной культуры. Он делал успехи на уроках патриотизма, гражданской обороны и физкультуры. По окончании школы Игорь поступил в летный колледж. Потом – служба…
Игорь неожиданно понял, что лежит на мягкой травке, а правую щеку пригревает солнечный лучик. Приоткрыв глаза, парень тут же зажмурился от яркого света. Чувствовал он себя теперь намного лучше. Потрепано, но не разбито. И прошла тошнота, осталась только неприятная пустота в желудке.
- Пришел в себя? – послышался возле уха знакомый голос. Голос немного сипел, но в целом звучал бодро.
- Макс! – воскликнул Игорь и решительно подскочил. Голова немножко кружилась. Игорь сидел на траве, на краю огромной поляны в окружении дикого леса. Поляна была утыкана палатками и фургонами. Рядом с Игорем, по-турецки скрестив ноги, сидел его давний приятель и сослуживец – черноволосый кареглазый Макс. Алый летный комбинезон на Максе был подран, прожжен и представлял жалкое зрелище. Сам Макс был бледным и небритым. Сколько же времени прошло? Игорь повторил вопрос вслух.
- Тебя доставили только сегодня утром. А так прошло два дня, - ответил Макс, - меня сбили почти сразу после тебя. Кажется, кампания против Содома провалилась.
- Черт! – раздосадовано прошипел Игорь. – Это лагерь для военнопленных?
- Ну да, лагерь… здесь не так уж и плохо. Кормят хорошо, обращаются ласково. Далеко все равно не уйти.
- Кто-то пробовал?
- Пробовали: и нападать на охрану и просто бежать – бесполезно, - пожал плечами Макс. – Те, кому удалось уйти в лес, вернулись под конвоем десять часов назад.
- Дерьмо!
- Ну, может быть, - пожал плечами Макс. – Я вот все думаю…
Макс вдруг замолчал, и как-то странно посмотрел в сторону.
- О чем думаешь? – спросил Игорь.
- Так… не важно, - Макс махнул рукой. – Просто я не понимаю: зачем нам эта война?! Господи, я просто хотел летать…
- Они – враги, - твердо сказал Игорь. – То, что они делают – противоестественно и мерзко.
- А война и убийство – это не мерзко? Пусть бы и жили себе.
- Ты не понимаешь. Это они начали войну. Они строят козни Союзу, они хотят уничтожить нас – нашу культуру, наши традиции. Они поддерживают отщепенцев, спонсируют «правозащитные организации», которые пропагандируют гомосексуализм и прочие извращения. Можно подумать у педиков могут быть какие-то права.
- Но правозащитные организации защищают не только гомосексуалистов.
- Это не делает их меньшими педиками, чем они есть. Они бросают вызов нашим ценностям, нашему обществу, власти, подрывают обороноспособность Союза… Землей сейчас правят сексуальные извращенцы и потомки этнобандитов, которые вынудили наших предков бежать в космос, на другие планеты и вести тяжелую борьбу за выживание.
- При этом Земля постоянно оказывала нам помощь и поддержку. Она никогда не отворачивалась от нас и их колонии, в том числе и эта всегда были дружелюбны. А мы… мы кривили лицо.
- Ты знаешь их дружелюбие – это попытка втереться в доверие и пристроиться сзади – Игорь хохотнул
- У меня здесь брат. Старший. Это был позор для всей нашей семьи, и я ненавидел его. А сейчас… сейчас, мне страшно: я все думаю где он, не случилось ли с ним чего… сможет ли он выстрелить в меня, а я – в него. Мне страшно, что я здесь как на ладони, чувствую себя почти голым, не смотря на эту дурацкую форму и меньше всего мне хочется слышать от тебя заученные проповеди из учебника, потому что ты, черт бы тебя драл, мой друг, а не полковой батюшка, и мне хочется довериться тебе и чувствовать твою поддержку… а ты смеешься.
- Мне тоже страшно, - признался Игорь. – Радует только одно: наши задницы пока что целы.
- Ну, видимо мы не в их вкусе, - хмыкнул Макс. – Черт, Игорь, меня всегда восхищало то, как ты способен веселиться в самой свинской ситуации.
-Уныние – грех, - пожал плечами Игорь.

Солнце припекало. Макс повел Игоря по лагерю. Здесь находилось еще несколько их знакомых, остальные были Игорю неизвестны. Они скитались так около часа, а потом Игорь заметил какое-то движение у границы джунглей. Из зарослей показались три человеческие фигуры. По форме и тому, что двое из появившихся – огромный бородатый парень и худой юноша – были при оружии, Игорь сразу признал в них аборигенов.
- Вот и наши враги, - бросил Игорь Максу.
Троица двигалась к центру лагеря. Двое – бородатый и худой остановились перед одним из фургонов. Фургоны были хаотично раскиданы по всей поляне, но этот располагался в самом центре. Третий – сухой высокий старик скрылся внутри. Вскоре люк на крыше фургона открылся, и старик вылез оттуда. Оглядев лагерь, он заговорил:
- Уважаемые граждане Союза! Час назад правительство вашей державы, так и не сумев захватить планету, предъявило Свободной Планете Радуга ультиматум. Если в течение двенадцати часов мы не передадим всех пленных властям Союза и не прекратим огонь, ваша держава начнет бомбежку планеты. Конечно, если мы выполним все требования, Союз уже ничего не удержит от уничтожения Радуги. Впрочем, учитывая угрозу, Союз и сейчас мало что удерживает от претворения в жизнь своей чудовищной идеи. Поэтому, руководствуясь исключительно гуманными соображениями и возможностью спасти несколько сотен жизней, Свободная Планета Радуга решила удовлетворить требования Союза. Вас всех доставят в космопорт и погрузят на челноки. Вы все – пилоты, поэтому с управлением должны будите справиться.
По толпе пленных волной прокатился гул. Макс прошептал Игорю:
- Они тянут время. Видимо надеются, что Земля придет на помощь.
- Но и наши должны это понимать, верно? – вздернул бровь Игорь. – Похоже, мы проиграли и пытаемся сохранить лицо.
- Может быть… - поджал губы Макс, раздумывая – А может, и нет.
- Что ты имеешь ввиду?
- Я слышал… - Макс замолк. – Я не уверен, что стоит об этом говорить. Здесь и сейчас.
- Но ты уже начал, Макс. Так чего тянуть-то?
- Нам надо встать в очередь на погрузку в фургоны. Давай займемся этим. Потом… если будет возможность, я все объясню. Наше командование – не такие лохи, какими кажутся.
Игорь нахмурился, но ничего не сказал. О чем таком может знать Макс? Игорь задумался. Он никогда особо не… анализировал своего приятеля. Макс был весел, напорист, зол на язык. Любил выпить. Сослуживцы шутили, что у Макса на комме самое большое собрание порнухи в Союзе. Но это все не то… Макс… он всегда оказывался там, где велись интересные разговоры или происходило что-то интересное. Он часто водился с довольно сомнительными людьми, при этом сам всегда был предельно… патриотичен. Было в нем что-то… какая-то двуликость.
Они встали в очередь на погрузку. Игорь с головой ушел в воспоминания.

Корабль спал. Только приглушенный гул проходил по стенам – отзвуки работающих двигателей и систем жизнеобеспечения. Бледная полоска света скользнула и исчезла: дверь каюты открылась и закрылась совсем бесшумно. Но Игорь уже проснулся. Он бы все равно встал: накануне он выдул слишком много сока, и теперь страшно хотелось в туалет. Видимо не ему одному.
Тихо, чтобы никого не разбудить Игорь вылез из койки. Натянув штаны и майку, он неслышно покинул темное спящее царство. Длинный коридор заливал приглушенный рассеянный свет. Здесь было намного прохладнее, чем в каюте. Игорь поспешил по нужде.
Уже возвращаясь, он услышал голоса. Шептались двое, звук доносился из бокового коридора, где располагались каюты офицеров.
- Тише, дурачок… - шептал один.
- Здесь все спят. Никто не слышит, – шептал другой.
- Ты не знаешь. У этих везде есть крысы, - отозвался первый.
- Не бойся, ничего не бойся, - шептал второй и рассмеялся. И по смеху Игорь понял, что это Макс.
Через несколько дней одного из офицеров арестовала флотская тайная полиция по обвинению в государственной измене.

Очередь подошла к концу. Пленники плотно забились в фургон. Прошло несколько минут и все почувствовали движение. Короткое пленение подходило к концу.

- Ты чего молчишь? – вывел Игоря из задумчивой полудремы Макс.
- Кажется, это ты хотел мне что-то рассказать, - пожал плечами Игорь.
- Не здесь же, - ухмыльнулся приятель, обводя взглядом усталые лица товарищей по несчастью.
- Ну тогда… - начал Игорь, но не закончил. Раздался непонятный грохот, и фургон тряхнуло.
- Что за… - ругнулся кто-то рядом.
- Всем сохранять спокойствие – раздался откуда-то сверху спокойный голос того сухого высокого старика, что толкал им речь на поляне лагеря. Но никто не успокоился: вдруг стало ясно различимо неприятное шипение.
- Газ! – крикнул Макс. У Игоря все поплыло перед глазами, и он отключился.

Голова болела невыносимо. Тело горело. Игорь разлепил воспаленные глаза. Он лежал на чем-то довольно мягком. Была непроглядная ночь, но где-то рядом горел костер. Свет от живого огня выхватывал из тьмы стволы деревьев, кривые ветви и резные листья. Дым поднимался вверх и терялся. Деревья росли так плотно, что неба видно не было. Игорь повернул голову. Перед костром сидел Макс и трое содомитов: те двое, что подобрали Игоря после падения на планету и еще высокий старик. Этот дед первым заметил, что Игорь пришел в себя. Он пробуравил пленника взглядом светлых ярких глаз и улыбнулся.
- Я рад, что ты пришел в себя, Игорь. Меня зовут Эрн, – сказал он. Остальные синхронно повернули головы к лежащему на земле Игорю. Макс подскочил и склонившись над другом взволнованно спросил:
- Ты как?
- Как мешок с дерьмом после хорошей пьянки, - почти простонал Игорь. Услышав ответ, Макс облегченно расхохотался:
- Ну, раз ты еще в состоянии так витиевато выражаться, значит все в порядке.
- У меня жар и ужасно болит голова.
- В аптечке есть что-то от головы. Дать? – пробасил здоровенный детина – как там его называл этот щуплый? Тролль, кажется.
- Дать, - ответил за друга Макс. – А от жара ничего нет?
- Увы, - развел своими ручищами Тролль.
Проглотив таблетку, Игорь выдавил из себя сухое «спасибо». В ответ Тролль криво усмехнулся.
Немного придя в себя, Игорь обратился к Максу:
- Что произошло?
Но за Макса ответил старик Эрн:
- Кое-кто из ваших сумел десантироваться.
- Наши обстреляли колонну и распылили убийственный газ, - пояснил Макс. – Слава Богу, рядом с нами на стене висел респиратор.
- Респиратор? – Игорь нахмурился.
- Ну да, - кивнул Макс, - ты, видимо, его не заметил. Но там вдоль стенок фургона висели респираторы. Как раз на такой случай. Я еле успел его надеть, схватил тебя за шиворот и потащил к дверям, но тут громила – Макс кивнул на Тролля – вышиб эту самую дверь и с ревом нас сцапал.
- Я успел вытащить еще троих, но потом пришлось отступить, - пробасил Тролль – респиратор у меня был, конечно, но ваших было слишком много.
- Короче, наши отбили фургоны, но при этом угробили почти всех пленников, - закончил Макс.
- О, Господи. Это ужасно! – воскликнул Игорь. Макс плотно сжал губы и, посмотрев на друга, заговорил. В глазах его была тьма:
- Когда мы добрались до этого места, я упал на землю и…. Нет, я не плакал. Я просто лежал, и меня трясло. Где-то около часа.
- Наши не знали, что внутри фургона - свои, - убежденно проронил Игорь.
- Они знали, - тихо-тихо произнес молчавший до этого щуплый Фей Лан. – Эти чертовы ублюдки все знали. Теперь они трезвонят, что мы уничтожили пленных и готовятся бомбить планету.
- Я же говорил тебе, что наше командование – не такие придурки, какими пытаются казаться, - так же тихо добавил Макс.
- Я не верю, - мотнул головой Игорь.
- Это был приказ с самого верха. От самого Лидера. Согласовано и одобрено Патриархом. Знало всего несколько человек. – Макс грустно посмотрел на приятели и добавил - Я об этом тебе и хотел рассказать.
- Ты-то откуда знаешь?
- У меня был друг… офицер. Он ходил в любимчиках у капитана Введенского. Знаешь, Введенский питает слабость к молоденьким смазливым офицерам. Так вот, этому молоденькому офицеру Введенский проболтался… или не проболтался, а тот сам как-то узнал. Короче этот глупый офицер узнал, что готовиться чудовищная провокация и военное преступление, но он почему-то решил, будто бы это все – инициатива Введенского. И рассказал мне. Он собирался вообще доложить куда следует, но я… я его опередил. – Макс сглотнул.
- Ты рассказал все флотским гэбистам?
- Игорь, я сам – флотский гэбист. Точнее – крыса, которая докладывает, куда надо о… всяком. За небольшую прибавку в жаловании, конечно. Вино и девочки – знаешь как это накладно?
- И что дальше?
- Мне сказали, что со всем разберутся, а потом этого офицера арестовали. И тогда я понял, что приказ был с самого верха. О таких приказах давно говорят в сомнительных компаниях.
- Я никогда не вращался в сомнительных компаниях, Макс.
- Ты слишком правильный, Игорь.
Издалека Фей Лан фыркнул и весело заметил:
- Ага, натурал до мозга жопы, братец.
- Вадим! – закатил глаза Макс.
- Вадим? – нахмурился Игорь.
- У меня теперь новое имя, - весело ответил Фей Лан. – Старое, я оставил там же, где распрощался с девственностью: на своей ущербной и далекой родине.
- Это мой брат, - пояснил Макс.
- Удивительное совпадение.
- Ничего удивительного, учитывая, что население Радуги всего двести тысяч человек, - отметил старый Эрн.
- Все равно это невероятно.
- Было бы невероятным, если бы Фей Лан не разыскивал своего брата, - улыбнулся Эрн.
Игорь чувствовал себя совершенно разбитым. Костер, человеческие голоса, зеленый полог, влажная тьма леса – все создавало удивительный убаюкивающий кокон. Игорь лежал, смотрел на звезды и медленно проваливался в сон…

-Что дальше? Есть какие-то новости с Земли? – слышал Игорь голос Фей Лана.
-Пока нет. – устало вздохнув отвечал Эрн. – Это нападение оказалось таким неожиданным… Помощи можно ждать со дня на день, однако, боюсь, Союз начнет бомбежку уже на рассвете.
- Но мы начали эвакуацию людей, да и система обороны планеты… - пробасил Тролль.
- Мы, правда, оказались не готовы, Тролль.
- Так дальше то куда? – повторил вопрос Фей Лан.
- В Убежище, – ответил старик – Вы знаете, где это. А нашим пленником знать не обязательно.
- Мы все еще пленники? – фыркнул Макс.
- Я не доверяю ни тебе, ни твоему другу, - сказал Эрн. – Вы всего-навсего глупые мальчишки, но… вы ведь были готовы убивать нас.
Макс промолчал.


Утро выдалось хмурым, пасмурным, душным. Весь день они шли куда-то: сначала прорубаясь через чащу, потом – вдоль насыпи монорельса. Прятались в тени, чтобы нельзя было засечь с воздуха. Вечером, они вышли к озеру. Насыпь монорельса тут обрывалась. Неимоверно большой красный солнечный диск закатывался за горизонт, за озеро, окрашивая воду. Максу и Игорю надели на глаза повязки. Их куда-то повели. Потом приказали остановиться. Затем пленники услышали слабое жужжание, лязг… когда им развязали глаза то вокруг был только серый бетон и тусклый искусственный свет. Их привели в какой-то бункер. Они долго шли по коридорам. Изредка встречались люди – мужчины и женщины – с ними конвоиры перебрасывались короткими нейтральными фразами. Наконец пленники оказались в большом зале, где собралось множество человек.
Игорь завертел головой: столы, люди, пульты, экраны с картами, графиками, цифрами… определенно штаб.
- Эрн, наконец-то! – пышная рыжеволосая женщина подлетела к их компании. Она была одета в какой-то немыслимый фривольный комбинезон, однако Игорь сразу понял, что женщина эта является высокопоставленным чиновником.
- Эй, Диана, не задуши меня в своих объятиях! – рассмеялся Эрн. Женщина рассмеялась, но старика все равно обняла и расцеловала, со словами:
- Как же мне не придушить деда моих внуков?..
- И внучки, - добавил Эрн.
- И внучки, - согласилась Диана – Ты не представляешь, как мы за тебя переживали с Реей. Она думала, что никогда не увидит свекра.
Любопытный Макс бестактно вмешался в беседу:
- У вас что, общие дети?
Диана и Эрн недоуменно посмотрели на него, а затем рассмеялись:
- Нет-нет, что ты! – дружно ответили они. Потом старик пояснил:
- Многие, конечно, вступают в такие альянсы, но не в нашем случае. Просто мой сын женат на дочери Дианы – Рее.
- Женат? На дочери? То есть он нормальный? – не удержался Игорь. Фей Лан презрительно фыркнул, Тролль что-то буркнул себе под нос неразборчивое, а Эрн с Дианой опять рассмеялись.
- Все зависит от точки зрения, юноша, - ответил, наконец, Эрн, - В любом случае, если человек гетеросексуален, это еще не делает его нормальным.
- Я просто думал, на Содоме… то есть, я хотел сказать на Радуге, живут одни пе… одни геи, - растерянно проговорил Игорь
- Как вы себе это представляете? – удивилась Диана – Из родившихся на Радуге детей вырастает точно такое же количество гомосексуалов как и на любой другой планете. Высокий процент геев на Радуге связан исключительно с эмиграцией. Только двадцать процентов взрослого населения планеты определяют себя, как гомосексуалы. Остальные – или бисексуальны или гетеросексуальны. На самом деле на Радуге проживает около 30 тысяч геев и лесбянок.
- Всего-то?! – воскликнул Макс. – Да в Союзе вашей братии в разы больше!
- В десять раз, по нашим прикидкам, - серьезно кивнула Диана.
Вдруг истошно взвыла сирена, что-то красное замигало на экранах. Тролль тут же сграбастал Игоря и Макса и повел их…. Они бежали по каким-то однообразным серым коридорам и Игорь совсем не запомнил дорогу. Потом Тролль толкнул их. Перед носом Игоря захлопнулась дверь.
- Все-таки мы пленники, - заключил Макс. Игорь кивнул и огляделся. Небольшая квадратная комнатка без окон, две койки. Выход в совсем уж крохотное помещение с душем и унитазом. Игорь лег на одну из коек.
- Думаю, нам остается только ждать…. – сказал он.
- Мы можем попытаться выбраться, - ответил Макс.
- Зачем?
В ответ Макс пожал плечами. Оно подошел к двери и толкнул ее.
- Она должна отъезжать в сторону, Макс. Толкая, ты ее точно не откроешь.
- Я хотя бы пытаюсь что-то сделать.
- Хорошо, Макс, - устало вздохнул Игорь, - Повторю еще раз свой вопрос: зачем?
- Тебе они уже нравятся? Ты хочешь остаться здесь навсегда? С этими… этими…
- Людьми, Макс. «Эти» называются людьми.
- Совсем недавно ты их называл «содомитами-извращенцами»
- Еще совсем недавно ты закатывал глаза и спрашивал меня: «Зачем нам эта война?!». А теперь с чего ты в бой рвешься? – парировал Игорь.
- Я хороший актер, друг мой. Мне важно было удостовериться в твоей лояльности. Тогда, в фургоне… я ведь спас тебя.
- Разве не это должны делать друзья и, тем более, боевые товарищи – спасать друг друга?
- Да, пожалуй. Поэтому я попытаюсь это сделать еще один раз: нам надо уходить. Если мы не уйдем, то погибнем.
- Ты это о чем?
- Помнишь, всем кололи сыворотку за две недели до высадки?
- Ну.
- Это не совсем…сыворотка. Понимаешь, мы… как бы это сказать-то?! Нас сделали биологическим оружием. Конечно, все население планеты не заразишь, но та зараза которую нам вкололи… у нее очень высокая смертность и осталось совсем мало времени, чтобы ее нейтрализовать.
Игорь подскочил на кровати:
- Постой! Ты хочешь сказать, что мы смертельно больны каким-то вирусом, которым еще и всех вокруг себя заражаем?
- Именно это я и хочу сказать, - кивнул Макс.
- Тогда почему ты ничего не сказал…
- Отвечу тебе тем же вопросом, что ты задавал мне: «Зачем?» - Макс развел руками.
- Но среди них – твой брат.
- Этот брат… - фыркнул Макс – Врагу такого братца не пожелаешь. Ты что, до сих пор не понял, что единственный шанс для тебя выжить – это держаться рядом со мной? Я смогу кое-что опустить в своих отчетах начальству и в них не будет упоминаться о твоих сомнениях и проявленной симпатии к местному населению.
Игорь схватился за голову и крикнул:
- Макс, я не понимаю тебя! Ты же сам такой же, как они. Я знаю, ты спишь с парнями. И с тем офицером, которого арестовали, ты спал, и, возможно, с Введенским и Бог весть с кем еще!
- Я с ними не спал, а только трахался. В этом-то и заключается мое главное отличие от местных выродков.
Не сдержавшись, Игорь набросился на Макса с кулаками. Макс только криво усмехнулся, увернувшись от кулаков, он толкнул Игоря и тот упал. «Что-то странное» - подумал Игорь. Голова неестественно кружилась и к горлу подкатывала тошнота. «Что со мной?» - думал он, и словно в ответ на свои мысли услышал ответ:
- Я же говорил: тебе недолго осталась. Скоро симптомы станут очевидны, и ты умрешь.
У Игоря все плыло перед глазами, он заметил, как в сторону отъехала дверь. В ушах стоял оглушающий звон. Звон нарастал, Игорь тонул в этом звоне. Он судорожно открыл рот, словно пытаясь сделать глоток воздуха. А после наступила темнота.

Шипение… шипение из которого пробиваются обрывки фраз: «…следние новости», «…бежка планеты», «многочисленные жерт…», «…дут бои», «…лы Земного Альянса дали решительный отпор агрес…»… Шипение… шипение превращалось в невыносимый звон, после которого была тишина. И немота. Калейдоскоп невероятных красочных картинок, которые сменяли друг друга с дикой скоростью. А потом сквозь весь этот бред опять пробивалось шипение и обрывки фраз: «…сяч человек оказались заражены», «…реди них представители планетарного совета Эрн Фалькон и Диана Грант». Щелчок!

- Мне вот любопытно: почему ты, изменил свое мнение о нас? Почему подрался с Максом? Наверное, мне никогда не узнать ответа на этот вопрос… - услышал Игорь тихий голос Фей Лана.
- А я и не изменил своего мнения о вас. Вы – мерзкие, отвратительные содомиты, - хрипло ответил Игорь. Он хотел рассмеяться, но из груди вырвался только сухой страшный кашель.
- О, ты очнулся! – радостно воскликнул Фей Лан и добавил - Мы уже потеряли всякую надежду…
- Отыметь меня во все дырки? – Игорь опять закашлялся – Можно я не буду открывать глаза?
- Не открывай. Смотреть тут совершенно нечего. Мы на карантине. В лесу. В палаточном городке.
- Ладно, - проронил Игорь. – Все что случилось, Фей Лан… Ты ведь хочешь услышать ответ на свой вопрос?
- Тебе нельзя много говорить.
- Врачи всегда так говорят. Это все ерунда. Кажется, они тем самым просто пытаются заставить пациентов молчать… - Игорь опять закашлялся.
- Жуткий кашель.
- Каждый раз вместо смеха… Так вот. Дело не в том, что я стал думать о вас как-то иначе. Просто я о себе стал думать намного хуже. А это меняет… все.
- Ты хороший человек, Игорь.
- Но я не лучше тебя. И… я просто понял… понял, что основное различие между людьми пролегает не в том, что они любят, а в том, что они ненавидят. Я ненавижу предательство, подлые удары в спину, лицемерие и обман. Макс… Извини Фей Лан, но твой брат, когда я на него набросился, олицетворял все то, что я ненавижу. Это было крушение всего.
- Я понимаю тебя. Мы ведь выросли на одной планете Игорь. Но почему, почему ты раньше не видел той лжи, лицемерия, того ханжества, которыми пропитана твоя… наша Родина? – с горечью спросил парень.
Игорь попытался открыть глаза. Он хотел посмотреть на Фей Лана и у него это получилось. Он ожидал увидеть то лицо, которое помнил, но его больше не было. Правый глаз Фей Лана скрывала черная повязка, левую щеку рассек глубокий неровный шрам.
- Что с тобой? – спросил Игорь.
- Ерунда, - криво улыбнулся Фей Лан. – Мне обещали новый глаз, да и шрам этот – не навсегда. Я красавец, верно?
- Верно, - улыбнулся Игорь. Фей Лан улыбнулся в ответ и заметил:
- Тебе нужен покой, а мы что-то разговорились. Ты лежи и набирайся сил, а я – пойду. И ты не прав: главные различая между людьми, пролегают в том, способны они любить кого-то кроме себя или нет.
Игорь остался один. Он смотрел на серый брезентовый потолок, но не видел его.

Союз объединял несколько планет, а Игорь родился на самой прекрасной из них – Родине. На Родине был всего один город – Владимир. Он стоял у подножия белоснежной горы, на берегу серо-голубого океана. От города вглубь единственного на планете континента убегали серые нити дорог. Они вели к отдаленным поселкам, но в них Игорь никогда не был. Он так мало где был, и так мало что видел...
На Родине было тихо и спокойно. Там было хорошо и красиво. Игорь любил встречать рассвет на галечном пляже. Солнце поднималось над недвижимой серой водой залива – огромное и яркое. Будущее казалось простым и ясным. Сначала он встречал рассветы в одиночестве. Потом стал приходить с девушкой. Не всегда с одной и той же, но…


- Я ведь любил их. Не может быть, чтобы не любил… - пробормотал Игорь вслух.
- Тебе лучше? – раздался тихий и спокойный голос Эрна.
- Что? – Игорь открыл глаза. Эрн сидел точно там, где раньше сидел Фей Лан. Только лицо Эрна не было искалечено. Правда старик выглядел очень усталым и похудевшим.
- Я в порядке, - твердо произнес Игорь.
- Ты говорил во сне.
- Я думал о доме.
- Понятно, - Эрн улыбнулся.
- Я поправлюсь?
- Ты ведь не это хочешь спросить.
- Я смогу вернуться?
Эрн качнул головой:
- Не знаю. Ты в списках тех, кого «зверски убили проклятые содомиты», - старик усмехнулся.
- По крайней мере, меня не объявили национал-предателем.
- Для тебя это важно?
- Это важно для тех, кто ждал меня дома.
- Родители?
- Не только...
- Здесь много хороших девушек, Игорь.
- Здесь много хороших людей. Мне кажется, это важнее – улыбнулся в ответ парень.
- Не без этого… - фраза утонула в грохоте внезапно начавшегося тропического ливня.

*****
Последние капли дождя ударили о брезент палатки, а потом все стихло. Вдруг радостно защебетала какая-то птица. Сквозь брезент Игорь почувствовал: проглянуло солнце.
В палатке никого не было. Игорь встал с кушетки. Ноги подкашивались. Голова кружилась от слабости. Рывком он откинул полог. В глаза ударил яркий солнечный свет. Он увидел поляну, людей, толпящихся на ней… сотни сияющих любящих глаз. Игорь выхватил из толпы стройную фигурку Лана. Лан отчаянно улыбался. Встретив взгляд Игоря, он подмигнул и крикнул:
- Выше, смотри выше! – Игорь устремил взор к небу. Там была радуга и она была прекрасней всего на свете.

(4.02.17)

Город был сер,
Лица людей - лживы,
Умер старый сквер,
Но мы пока что живы.
Ветер свистит груб,
Стучать заставляет зубы,
Собора холодный труп,
Провожают архангелов трубы.

Лженаучное.
(14.02.17)
Гомеопатией лечились наши предки
И отрастили лишний хромосом,
И пили редкий кофе "русииано",
Еще аж при Владимире Святом.
А скандинавы, знаете, убоги,
Им в жизни приходилось нелегко
Ведь на своих суденышках немногих,
Уплыть им было сложно далеко.
А наши многочисленные предки,
Еще на мамонтах скакали по степям,
И кушая российские котлетки,
Давали рептилоидам по щам.

(27.02.17)

Знаете, когда у меня лирическое настроение,
Хочется читать стихи - свои, чужие - какая разница?
Но, наверное, ни у кого не хватит терпения,
Слушать меня.. Но душа к стихам тянется.
И хочется их читать: с чувством, проникновенно,
Чувствуя гул в голове от звучания речи,
Хорошие стихи бегут кровью по венам,
Ложатся ладонями мягкими мне на плечи.

ФИЗИКА и ЛИРИКА

(27.02.17)

Часть первая. Физика

В жизнь проникает
Сплошная физика,
Простая механика,
Сложная лирика.
Черные дыры пустого пространства,
В душе образует непостоянство.
И на себе ощущаешь давление,
Силу питейного заведения,
Силу трения, силу падения,
Силу всемирного тяготения,
Силу желания и вожделения,
Силу всеобщего опьянения.
И в нашей жизни
Нет места лирики,
Все подчиняется
Законам физики.
Вверх поднимается, вниз опускается,
Жизнь словно маятник качается.
Масса умноженная на ускорение -
Сила общественного мнения.
Сила всеобщего осуждения,
Сила народного возмущения,
Сила терпения, сила молчания,
Сила гнева и сила отчаяния.

Часть вторая. Лирика (Каменный гость)

Весна наступает тяжелой поступью Командора
Не будет пощады доблестным Донам Хуанам.
Весна наступают, как танки, тяжело громыхает
И не дает зажить кровоточащим ранам. 
Лирика это, но скоро остынут трубы
Свет перестанем жечь вечерами в квартирах,
Солнце весеннее оскалит острые зубы
Лучи заиграют на пущенных в сердце стрелах. 
Беспечный Эрот любящий секс и веселье
Любит смотреть как пьянеют люди весной,
Варит весна свое коварное зелье,
Медведю в берлоге пора распрощаться с зимой.
Весна наступает. Тяжела и сурова походка,
Но жарок ее поцелуй в полуденный час.
Весна наступает, поступью Командора,
Нас призывая пуститься в разнузданный пляс.

(16.03.17)

Жизнь идет как в раскопе прослойками:
То пожар, то навоз, то пожар,
Вести редки, все письма - обрывками,
Но зато очень ровный загар.
В жизни тоже бывают находки,
И не с каждой поймешь - что за хрень?
Вот спасительной лодки обломки,
Ткнулись носом в рутины плетень.
Жизнь чем дальше - тем интереснее,
И чем глубже, чем дальше проник,
Тем сильнее зовет неизвестное,
Только скорый не ждешь материк.

Отцы и дети
(23.03.17)
Бывает так, что после смут и ссор,
Неурожаев, бедствия и горя,
Придет надежда в каждый скромный дом,
От вечных льдов, до голубого моря.
В лачугах будут женщины рожать
Назло судьбе и в жажде лучшей доли,
Их дети будут в быстро вырастать,
И мучиться от неизбежной боли.
Родители уставшие от смут,
Боятся словно черта каждой вспышки,
И по стране, ликующая мразь,
Забор поставит и построит вышки.
Но детям душно в этой пустоте,
Где вечно обездвижено болото,
Они хотят лететь к своей судьбе -
Из окон, или просто за ворота.
Им ненавистен сгорбленный старик,
Им хочется и города и мира,
У них, бунтующих, есть молодость и крик
И выбор, как у Гамлета Шекспира.

(18.04.17)

Песни немы и слепы,
Ночь закрывает дверь,
И отворяет склепы,
Для новых глухих идей.

Двое

(3.05.17)

Двое у моря болтают и пьют,
Тихий и теплый сплетают уют,
Трое, в постели ногами сплелись,
Может они опять напились?
Четверо молча сидят по углам
И предаются сладким мечтам.
Пятеро что-то друг с другом творят,
Охают, стонут и даже кричат.
Шестеро взяться решили за дело,
Движется в такт каждое тело,
Семеро сели на лавку и вот,
У каждого заняты руки и рот.
Восемь на пары распались и вскоре,
Кто-то пошел прогуляться на море,
Двое у море болтают и пьют,
Тихий и теплый сплетают уют.

Закат

(24.05.17)

Молча смотреть на море, 
На то, как цветет закат, 
И золотистой краской, 
Выкрасит все подряд. 
Смотреть на восток, 
Где в небе, 
Бездвижные стога, 
Висят, наливаясь кровью, 
Задумчивые облака. 
И море меняет оттенки, 
От зелени до синевы, 
Воздушные замки ломки, 
И зыбки их белые рвы. 
Молча смотреть на море, 
Ни слова не проронив, 
Про себя напевая, 
Бессмысленный мотив 
Смотреть, как выцветет небо, 
И потемнеет вдали, 
Там где желтят огнями 
Сонные корабли. 
Молча мечтать на море, 
Смотреть, как угаснет день, 
И хочется выпить стоя, 
Но подниматься лень.

(25.05.17)

Я б памятник себе воздвиг фаллический,
Нерукотворный может быть, а метафизический,
Но лень, и есть дела поинтересней:
Смотреть во мрак и наслаждаться песней.
Я мог бы быть примерным и послушным,
Быть правильным и бесконечно скучным,
Но я увы и к счастью не страдаю,
А наслаждаюсь пивом и мечтаю.
О блядстве, и распутстве и пороке,
О Будде, о Христе и о Пророке.

(29.05.17)

Нам жизнь приносит странные подарки
Не знаешь даже, есть ли смысл в том,
Прополет время наши грядки,
Нас будет меньше с каждым днем.
Мне часто сниться сад и дом у моря,
Там теплый ветер, что еще желать?
Но сколько нужно радости и горя,
Чтоб на песке горячем умирать?

(8.06.17)

Кого-то выносят из дома,
Кого-то вносят в дом.
Картина эта знакома
Всем от начала времен.
Голым деревьям из листьев
Зеленые свяжут холсты,
Но будут к зиме по-новой
Деревья обнажены.
И все бесконечно и вечно:
Пьяного вносят в дом,
А кто-то весело пляшет,
В поле услышав гром.
Кто-то бренчит на гитаре,
Кто-то глушит ром,
Кто-то уходит на море
Кто-то вернется в дом.