Традиции одиночества

 

Нет ничего более наполненного традициями, чем похороны и свидания. И если с первым никто не спорит, то со вторым сложно согласиться. Но только на первый взгляд. В свиданиях всё вымерено. Слова известные, глаза печальные, места заветные. Порой традиции настолько сильны, что иногда в местах свиданий определён не только чёткий порядок кто, где, кого, но и «парковки» закреплены поимённо и, даже, как говорят, передаются по наследству! Вот за этой ёлочкой стоял Вася, за туей – Петя, а вот рядом библиотека. Не хотите пройти в библиотеку?

Традиции. Они сильны. Как никогда! Даже если используете клятые онлайн приложения, традиции – это первое, что выходит из тени и предъявляет невидимые правила. Если человек отвечает на вопрос: «Что ищешь» – «Привет», значит, он попирает традиции. Это плохой человек, и место ему в чёрном списке. Если на свидании он говорит, что у него защемило сердце – это традиции. Натёр ноги – снова традиции. Сбежало молоко – традиции. Внезапно поднялась температура – конечно, традиции! И горе тому, кто не чтит их. Горе, ибо девственны несведущие и не знают, что творят.

Условности окружают человека, словно мухи; система знаков, предписаний, определяющая миг будущего. Если при знакомстве вы спрашиваете, какие фильмы он смотрит, значит, вам искренне плевать. А если спрашиваете, какие книги читает, то вы либо хотите пройти в библиотеку, либо…. Что-то страшное есть в людях, которые спрашивают о книгах, и что-то извращённое в тех, кто задаёт вопрос о теме научной работы на первом свидании.

Милая традиция говорить о том, что нравится. Иногда это откровенный практичный разговор с целью выяснить предпочтения, но чаще всего – ширма для пустых разговоров. И весьма пошлая. Если бы люди на самом деле хотели говорить о том, что им нравится, они бы говорили о сахаре, алкоголе и наркотиках. Но они стыдятся. Всегда! Почему это запретные темы? Ведь можно прийти на встречу, приняв на грудь двести грамм коньяка, но нельзя поговорить о пирожных и каннабисе? «Какое у тебя хобби?» – спрашивают они. А у меня даже нет возможности сказать правду, ведь я не хочу «всё испортить», верно?

Если не желаете говорить о том, что нравится, говорите про то, что бесит. Вы обнаружите, что есть множество вещей, которые вызывают раздражение одинаково. ООН, которая постоянно беспокоится. Кровать, которая бьётся спинкой об стену в два часа ночи, потому что сосед показывает чудеса эквилибристики. Все эти люди, которые пишут, но никогда не приходят. Ожидания, которые не сбываются. И, наконец, секс, который в начале обещает избавить от одиночества, а потом на кульминационной ноте даёт понять, что «ничего и не менялось». Или хуже: бесконечный конвейер из встреч, где вы как будто устраиваетесь на работу, проходите десять собеседований и одновременно сами их проводите, что одинаково извращает и отвращает. Свидания, как и власть – развращают. Неужели совпадение?

Есть способ это сломать. Нужно вообразить, что человек, с которым встречаетесь, бессимптомно смертельно болен. У него рак, метастазы пошли в почки, просто никто не заметил. И вот через час-другой он буквально отключится и упадёт навзничь, как только расстанетесь. Это крайний раз, когда кто-то видит его. Последний вечер для слов и нежности. Потратьте их не жалея. Пусть он уйдёт с достоинством веря, что был симпатичен. Хотя бы сегодня. Ну хотя бы вам! Ощутите надрыв струны, прильните к горьким устам ангела смерти и вкусите надежду. Почувствуйте: несмотря на то, что вас разделяет расстояние в пару метров, на самом деле это как пропасть от земли до другой экзо-земли. Потому что так и есть. Человек не может прикоснуться к человеку, как бы он ни хотел, как бы ему ни казалось возможным. И все разговоры о том, что нравится или бесит – не могут сделать людей ближе. Стоят ли они времени, даже если традиция требует?

Точно так же, как яркое солнце выжигает волосы, точно так же цепочки свиданий превращают людей в чистые инстинкты, предсказуемые реакции и прочитанные книги. Есть ещё одна древняя традиция: традиция «лишь бы всё не испортить». Доводить ситуацию до цугцванга, строить дом, но мало по малу терять крышу, стены и фундамент, и в конце концов сказать: «Я сделал всё, что мог» вместо того, чтобы снести в ноль. Непринятие затрат – очень по-человечески наивно и неизбежно.

Хотите другой секрет? Навязанный долг. Излучайте крайнюю заинтересованность и обеспокоенность (почти как ООН), и человек почувствует себя должником. Не только горы двигает упорство, но и людские чувства. Напишите раз, два, отобразите заинтересованность. Будьте немного навязчивым, но мягкой силой, и сила победит сомнения.

Есть другая крепкая валюта – внимание, не только кошке приятно. Казалось, людей становится всё больше, а внимания всё меньше. Мировая инфляция, дефицит. Человечество придумало банки внимания, сети и лайки-наливайки для хранения, замораживания и просматривания. А внимания как не хватало, так и не хватает всё больше и больше. Поэтому пишите, Саша, пишите, пока годы золотые. Пусть на дворе непогода, пусть осенний дождь не располагает к рандеву, просто сделайте усилие и напишите снова. Отбросьте гордость и предубеждение, используйте нужный ключ, правильный подход и пишите. Пишите, пока бог любопытства не возьмёт своё, а он возьмёт, если удача улыбнётся. А удача улыбнётся, если дать ей шанс. Давайте в долг и воздастся вам по словам вашим.

У некоторых людей есть традиция: «лишь бы всё не испортить». Те, кто придерживаются её, обязательно согласятся, даже если не хотят. Они настолько боятся «испортить всё», что готовы поехать на встречу с незнакомцем в дождь, когда осень велит быть дома. Идеальные люди для тех, у кого есть терпение и внимание.

В конце концов, любопытство съедает вас, и сквозь сомнения вы берёте зонт, выходите из подъезда, дождь как на зло заканчивается прямо перед носом, которым недовольно вертите, ожидая маршрутку. «Какой ужас», – думаете вы, пытаясь понять, почему столько всего было отдано именно вам без всяких причин, хотя столько раз было сказано: нет, нет и ещё раз нет. Ведь осень, тьма, плохая погода – это оправдание. Или нет? Может быть, правда - рак терминальной стадии? Конечно, вы даёте себе обещание наказать наглеца, если рандеву станет скучным, но любопытство уже подогрело молоко на плите, расплескало подсолнечное масло и вскружило голову. Трамвай-желание на колёсиках уже ищет вас в тёмном городе, на тёмной-тёмной улице, с тёмным-претёмным зонтом.

Топик подкатывает к кафе как раз недалеко от той самой библиотеки. Не забывайте традицию: нужно казаться милым и говорить безобидную ерунду. Вы заходите, движетесь мимо столиков вглубь, словно в казино ищете однорукого бандита. Стучит воображаемое туше, потом гонг. Интрига. И вот за тем самым столиком, который предназначен судьбой, сидит он – улыбчив, красив и, по традициям, заботится о вас так, словно вы ему родная мать! Да боже мой!!! За что мне всё это?! 

Первое время вы проверяете нет ли под столом скрытой камеры. Вы смотрите на него всего пару минут, а уже раздеваете и мысленно укладываете на стол вместо чашечек кофе, скрывая варварские помыслы ехидной ухмылкой. Здесь вы следуете древней традиции: казаться скромным и не играться с едой раньше ужина. Конечно же, он большой и сильный, с добрым ясным взглядом, всё как по заветам древних писаний, заказывает вам кофе, а вы забрасываете блесну похвалы, чтобы не соскочил. Гадина! Пусть только попробует! 

Есть и такая добрая традиция: хвалить за глаза, особенно если они красивые, даже если нет – всё равно. Главное расслабиться, вспомнить про терминальную стадию рака и понять, что на самом деле вы ничего не понимаете. Смотрите в другого человека, а на самом деле вглядываетесь в пропасть, испытывая ужас и восхищение. И пропасть смотрит на вас тоже! Дааа!!! Это на самом деле ужас и восхищение! Ужас – потому что неизвестность, и восхищение – ровно по той же причине. Недавно учёные установили, что люди мечтают о сексе с человеком, который бы был им хорошо знаком, но при этом неизвестен. Тот случай, когда знание убивает желание!

Догадываетесь, кто лучше всех занимается сексом? Люди со склерозом!!!

Есть традиция: не хотите много говорить – спрашивайте. Попросите рассказать о себе и зацепитесь, крепко сожмите за эмоциональное. Люди делятся на два типа: те, кто умеет рассказывать о себе, и те, кто хотел бы. Он оказался из первых. И пока я пристально следил за ним и фантазировал, он успел поведать про работу, успехи в спорте и хобби. А потом хвастливо заикнулся о плохих людях, которых превзошёл. Моё бесстыжее любопытство ухватилось за эту нить и потянуло.

Хорошая традиция - никогда не касаться болезненных тем, особенно на свиданиях. Погода, политика, мода, искусство, глупости, да что угодно, только не значимое. Никаких вопросов о зарплате. Получает много – подумает, что не интересен, получает мало - подумает, что вы ищете, куда податься. Не касайтесь скользких тем, потому что рыбка сорвётся.

Он замолкает, изменяется, бледнеет, словно старый телевизор перещёлкивается на сломанный канал. Тело сжимается и разжимается как пружина, мускулы суетятся под тканью. Омут памяти захватывает сознание, отражая тени прошлого, одноклассников, знакомых, семью. Сперва он говорит медленно, потом всё быстрее и быстрее. Как старый проигрыватель, который вот-вот разгонится. 

Я молчу, поздно сворачивать.

Маленький разговор превращается в монолог. Больше не хочется воображать его голым на столе. Он вспоминает про детство, про школу, вспоминает, кто травил его и издевался. Его губы иногда искажаются, отражая зов гнева, когда он сладко зачитывает годами заученный приговор. Перечисляет каждого, словно судья, по имени. Кто спился, кто потерялся, кто прогулялся. А он? А он, конечно же, выжил и доказал всем. Когда он говорит, что у него отличная работа и высокая зарплата - это звучит как злая насмешка. Как если бы человек, которому отрезали ноги, хвастался, что его носят на носилках, и наконец-то ему не требуется ходить.

Сижу, словно на похоронах, читая, скрытые на лбу, в свежих морщинах, строки про стыд, про боль, про всепоглощающую месть, про мысль о том, что он сделал всё сам. Я в ужасе, и не только из-за того, что чувства, проходя через его тело, проходят через моё,... но и в ужасе от того, что упущено главное. 

Никто не был наказан никем. Никто не стал хуже никого. Никому не лучше от никого. И никто не может сделать себя.

Ужас охватывает и потому, что мне тоже нравится думать, будто всем управляю Я. Есть такая традиция: считаться творцом себя. Сказка про человека, который сделал себя сам, известна каждому. Самая древняя, мрачная и самая проклятая традиция. Хотя слова написаны, известны, никто не смеет поднять их из бездны и произнести вслух. Как будто проклятая запрещённая картина на самом видном месте, но все делают вид, что её нет.

Я пытаюсь вырваться из ужаса, мысленно бросаю кофейную чашку на пол. Традиция: вы должны вести себя хорошо. В воображении чашка медленно падает и разлетается, будто хрустальная, на тысячи осколков. Как и человек предо мной, словно склеенный детскими руками, неумело и неуклюже, но остающийся суммой частей, а не целым. Он смотрит на меня без слов и, возможно догадывается, что снова и снова я разбиваю чашку, имея власть только над воображаемым, точно как и он сам. Его щёки наливаются румянцем, глаза блестят, а моя рука тянется к зонту, который еще не был использован. Я понимаю, что должно случиться. Но есть традиция: если вы собираетесь плакать…. 

Запишите. Если вы собираетесь заплакать, вам нужно сперва выпустить одну слезу слева, а потом, через минуту, вторую – справа. Не перепутайте! И главное, вы не можете закатывать истерику, кричать или бить ногами. Вы должны держать себя в руках, как и все остальные дни до тех пор, пока смерть не освободит вас. Не освободит от обязанностей, которые вы никогда не брали по собственной воле.

Я смотрю, не отрывая глаз. Он расправляет широкие плечи, губы неопределённо изгибаются и воображаемые осколки личности вдруг сходятся воедино так великолепно, что приходится сдерживаться, лишь бы не закричать. От радости. В его лице читается самое прекрасное, что может случиться в человеке: принятие слабости и свобода. Время замерло, чтобы память наелась сполна и запомнила истинную красоту. Чтобы она унесла с собой хотя бы частицу того, чего не каждый день увидеть, и не каждую ночь познать.

Но традиции возвращаются. Его руки смыкаются, он восстанавливает утраченную власть над телом, на котором как на трупе Франкенштейна снова проступают тряпичные швы. Я пытаюсь удерживать в памяти то, что видел несколько секунд назад, отмахиваясь от чувства беспомощности и удивляясь, как сложно признать хрупкость, даже если ведаешь о ней. 

Что случилось с нами? В какой яме человечество откопало скрижали? Не знаю. Но это не случилось ни на горе, ни на небе. Их достали из пропасти, самой тёмной страшной пропасти, куда только заглядывал человек. Ему не пройти мимо ни за что. Никакими хитростями, никакими традициями не отменить того, что он слаб и никогда не будет править собой, как бы того хотел.

Я бы мог произнести всё вслух, но как же?! Если никто не услышит, а если и услышит, то возненавидит. Незнание по желанию, акрасия: когда всё понимаю – но не хочу. Ведь нет секрета, но кто же рискнёт? По крайне мере до тех пор, пока не узнают о том, что слабость и хрупкость прекрасны. Пока не увидят, что бесконечно малое и незаметное и есть самое дорогое, настоящее стоящее. Как же об этом говорить, если традиции сильны? Если они и есть тот самый тайный клей, которым собраны тряпичные осколки общества, и без которого оно снова рискует развалиться на миллиард кусков. Что если ничего кроме традиций не удерживает человечество от того, чтобы оно уничтожилось, а что если наоборот? Традициям поклоняются не ради мудрости, а из-за страха остракизма, но именно они разрывают душу на одинокие обрывки, и они же связывают эти обрывки в нелепый комок одиночества.

По традиции я должен был бы ему сочувствовать, взять за руку или обнять. Я собирался снять с него одежду, но получилось, что он снял кожу, и это нисколько не романтично. 

На улице мы оба молчали, я наблюдал, как его лицо мелькает в свете сломанного фонаря, который то и дело заикался, мигал. Мы пожали руки в полной темноте, по традиции и по традиции обещали связаться. По традиции люди стараются не высказывать правду в лицо, потому что считается, что правда, брошенная в лицо, - что брызги грязи, заставляет того, кто произносит, нести ответственность. А зачем нести ответственность, если всё и так уже ясно, правда?

* * *

Он звонил. Снова и снова. Снова и снова, каждый раз инициируя и отменяя встречу. И в этом некого винить, ведь одно дело встретиться с тем, кто видел тебя без одежды, а другое дело – без традиций…

Звонки ушли в СМС с текстом «как дела», пока не исчезли полностью наподобие того, как исчезают следы на песке.

По традиции я должен был бы оставить финал обнадёживающим. Должен написать о том, что любовь побеждает, что разбитые чашки склеиваются, если сильно того захотят, а человеку под силу изменить человека. Я должен копировать традиции, чтобы вы несли их дальше, как несли свой крест те, кто прожили в преклонении перед ними. Мне нужно посеять надежду. Но посеять на поле страха, как сделал писатель, которого читал я, и писатель, которого копировал тот, кого читал я, и сказитель, которого слушал тот тысячи лет назад, кого копировал тот, кого читал я. По традиции я должен сделать всё перед страхом забвения. Потому что не писатели копируют идеи, а идеи копируют писателей. Традиции создают нас. Они управляют нами и определяют.

Но больше всего меня пугает иной страх. Страх потерять те секунды свободы, которые иногда случаются, и которые так безумно тяжело прожить самому. Но стоит?!