Скучаю - норма, полная исключений...
Скучаю - норма, полная исключений,
устаревшая форма неправильного глагола.
Милая, ближе. Просто напомни - чей я?
Какого черта я здесь и с какого года?
Пока твои легионы хранили сон твой,
пока остывало солнце на влажных скалах,
я в одиночку сражался с небесной сотней:
лунные стрелы, ангельские оскалы.
Пока ты искала покоя /покойся с миром/
в руках тишины, спустившейся с гор в долину,
я там, наверху, один танцевал на минах,
и, кажется, танец выдался слишком длинным.
Закат разрезает небо опасной бритвой,
больное «люблю» звучит искаженным «здравствуй».
Здесь что-то случилось за время великой битвы,
мы слишком другими вернулись из дальних странствий.
Но я смотрю на тебя в серебре вечернем -
чуть дольше, чем люди имеют на это право,
и сам становлюсь важнейшим из исключений:
влечением, причиняющим боль на равных.
***
и она говорит
и она говорит: "ты же, мальчик мой - просто так,
у меня на тебя ни надежд, никакой любви,
наша тонкая связь - безделушка, игра, пустяк,
если хочешь, сию же минуту ее порви.
ты же знаешь, мой славный, так проще: без драм, без слёз,
не держу, не прошу, не цепляюсь по пустякам...
эта блажь между нами, хороший мой - не всерьёз,
ну не вечно же воском горячим в ладонь стекать...
ты подумай, родной: ну зачем я тебе нужна?
я же девочка - вспышка, подтаявший хрупкий лёд,
ни твоя, ни чужая, ни дочь тебе, ни жена,
а упрямая нежность, как насморк - она пройдет..."
и она замолкает, но сердце стучит сильней,
а по ниточкам вен расползается липкий страх:
если он никогда-никогда не вернется к ней,
ей не выстоять тонким ростком на семи ветрах...
и корит себя мысленно: боже, кому я вру?
ну зачем эти сказки - нелепейшая лапша?!
этот мальчик - мой лучший мужчина, отец и друг,
у него на груди дремлет кошкой моя душа...
он кивает, внимательно слушает и молчит,
но в кармане до хруста сжимает в кулак ладонь.
как ей, глупой, сказать, что она - его крепкий щит,
что она ему - тёплая гавань, маяк и дом...?
что-то надо ответить, и он говорит: "О'кей..." -
так банально, как, впрочем, и всё, что тут ни скажи.
он берет её руку и греет в своей руке,
а она лишь тесней прижимается и дрожит.
и сидят отрешённые, думают о своём,
будто сонные рыбы, уходят на дно реки,
непонятные, глупые, странные... но вдвоём,
насмешившие небо влюблённые дураки.
***
Ладно?
N. говорит ей: "Ну хватит уныний, эй! Хватит сидеть-дожидаться открыток и писем. Мир от твоих ожиданий никак не зависим. Верь во что хочешь - в лекарство от боли, в фей, в троллей норвежских, в любовь, в справедливость, в рай. Верь в идеальных мужчин, в талисман на удачу. Только не верь новостям и сама считай сдачу, и никогда, ни за что изнутри не сгорай".
"Ладно", - кивает она и садится в трамвай.
N. говорит ей: "Надень капюшон. Сейчас. Думаешь, что с менингитом счастливей живётся? Койка в больнице - то самое место под солнцем? Там нет вайфая и пахнет лекарством - раз. Можно принять перед сном тёплый душ едва. Нет твоих тоников, гелей, расчесок, заколок. Ты же не хочешь в империю всяких иголок? Я не хочу, чтобы ты заболела - два."
"Ладно", - она прячет руки свои в рукава.
N. говорит ей: "Купил тебе новый шнур. Так что давай, заряжай телефон свой исправно. Буду писать тебе утром и вечером. Ладно? Как мне тебя называть - Ma Ch;rie | Mon Amour? Я испеку тебе "пальцы оближешь" пирог. Он - это все, что я в общем умею готовить. Ужин с одним пирогом тебя может устроить? Ты же придёшь? Я попробую сделать грог".
"Ладно", - она, отвернувшись, глотает смог,
сжав кулаки, без оглядки идёт к метро. У перехода звонит M., бормочет неловко: "Как ты? Всё в поисках правильного заголовка? Может, увидимся завтра в кофейне | бистро? Надо и есть иногда. Не сиди один! Знаю, работа превыше всего, преглавнее. Только за пару часов не сбегут твои феи. Жду тебя в полдень. Закажем вишневый блин?"
"Ладно", - M. трубку кладёт и включает Сплин...
***
Я не воин
Мне не нужно быть для тебя никем - ни гламурной леди, ни сверхталантом. Огранённым временем бриллиантом я сверкаю только в твоей руке, отражаюсь только в твоих глазах, темно-карих, ласковых и знакомых. Я не воин. Я рождена для дома, я готова даже шарфы вязать, и варить борщи, и рожать детей, на твоём плече засыпать устало. Мне тебя хронически не хватало в веренице прошлых моих "не тех", не попавших в масть, в амплитуду, ритм, не совпавших в целое, просто - лишних. Наливаясь сладостью поздней вишни, я вбираю солнце, коплю внутри, становлюсь податливо-восковой, половинкой, незаменимой частью. Постигаю медленно это счастье - неделимость мира на мой и твой: пусть другие жизнь пополам дробят, вызывая Бога на поединок. В этой точке времени мы едины, и сейчас я создана для тебя, и какая разница, из чего - из ребра, из копчика, из берцовой...
Мне совсем не нужно быть образцовой, чтобы быть любимой тобой с лихвой, чтобы быть желанной, как первый вдох, и сходить с ума от твоих желаний. Я не воин. Счастье - не поле брани. Я сдаюсь - и радостно, видит бог...
***
...он ведь самый лучший, и он — мой дом,
и в его объятьях всегда тепло.
и когда мне грустно — его плечо —
так легко спасает от всех-всех бед!
и в его улыбке мой тихий свет,
и в огне волос его — рук причал.
я в его глазах вижу лишь любовь,
...как он смотрит, знал бы ты, на меня!..
за его спиной мне всегда легко,
за его словами стоит гранит.
он поёт мне песни свободных птиц,
утешает в час, когда так темно...
обещает: «мы ещё полетим
над Парижем, Таллином, над мечтой!»
он мной не болеет, он мной — живёт.
иногда мне кажется, да, люблю.
...как же можно мне его не любить..?
для него красивее я Богинь,
для него дороже я всех богатств,
только, знаешь, радужка его глаз
не пронзает нежностью — не вдохнуть,
не ласкает ртутью и серебром.
и не манит кожа его — руки,
что нежнейшей бабочкой вновь дрожит.
...хоть он самый лучший, ведь он — мой дом,
и в его улыбке мой тихий свет.
он поёт мне песни про дали звёзд...
он мне пишет письма, как я... тебе.
(С) Morico
***
чтобы я не дышала
А.
Ты, наверное, даже не вспомнишь меня через время,
через чертовы дни, от которых ни разу не легче,
только я с каждым днем всё сильнее и глубже дурею,
на себе убеждаясь, что время ни капли не лечит…
Всё закончится быстро, как воздух в плацкартном вагоне,
не спасут километры, ни даже улыбки на фото,
зареви, убеги, только память нещадно догонит,
и напомнит, что в жизни опять не хватает кого-то…
Просто августу снова от сырости нечем заняться,
скоро всё пожелтеет и небо усядется в крыши...
Как бы так разойтись, чтобы больше не сметь возвращаться,
чтобы я не дышала, но верила в то, что ты дышишь…