В воздухе витали кинжалы, когда Кларк, высокий метис азиатской и европеоидной расы, скучно рассматривал очередную жертву. К одиннадцати часам утра, ожидая своей очереди, он успел зарисовать два эскиза незнакомцев, для которых он обычно выбирал только очень красивых мужчин. Но сегодня с ним случилось что-то странное, и его карандаш подстрелил молодого азиата, который утром зажимался в углу, словно его вели на бойню номер пять, а теперь.... Кажется, теперь все эти острые воображаемые кинжалы летели в его сторону. Кларку не нужно было быть адептом чёрной и белой магии, чтобы понять их природу: неразделённая любовь, смоченная в жёлтом эгоизме, бардовой человеческой власти руководила кинжалами. Он слегка поморщился.
— ... мог бы поступить в престижный институт Рима! Как же мама была права, — раздавался голос в зале. — Ты думаешь, из-за кого твои документы были приняты позже срока?
«Ах, мама» — подумал Кларк, и в его голове сошлись альфа и омега ситуации. Кажется, он понял, почему сегодня очередь идёт так долго. Как всё это было глупо и... Кларк не смог подобрать верного слова.
Молодой человек в футболке с тремя розово-чёрными полосами, модными кремовыми джинсами по щиколотку, медленно поднялся с места, и без всяких церемоний открыл двери ада, встречая холодным взором гиену огненную. В углу стола сидел тот самый молодой азиат, всё так же вжимаясь в самого себя. Отмахнувшись небрежным жестом от острых кинжалов брюнетки в другом углу ринга, смотревшей на него удивлёнными наглыми глазами, он произнёс фразу, заменяющую копьё святого Михаила:
— Зря тратите любовные флюиды, мадам. Вы всё равно не сможете ему дать то, чего у вас нет.
И в своей неповторимой манере, Кларк под общий гул ужаса и женского гнева, нагло и бесцеремонно, подняв бездыханное тело Мичи, увлёк его с собой за руку.
— Теперь она скажет всем, что я гей, — сказал, наконец, Мичи, немного, отходя от шока, ковыряя десерт в кафе, и начиная осознавать, где он собственно находится.
— Если она свято верит, что ей не хватает именно этого, то ты будешь не последним мужчиной с таким определением.
— Всё ужасно, — ответил Мичи с кислой физиономией, то ли от жизни, то ли от десерта.
Кларк был именно той чёрной дырой, которая разрывала сверхмассивные нейтронные звёзды, излучая в пространство свет осколков чужих надежд. Никакой взгляд, попав в пределы горизонта обаяния Кларка, не мог покинуть его. А что же Мичи? Мичи даже не был сверхмассивной звездой. Он немедленно признался ему, что не достоин его внимания и помощи, и рассказал о своём грошовом горе. Но Кларк не смеялся, он затягивал, взяв с Мичи обещание прочитать книгу с названием: «Сирены Титана».
Именно Кларк познакомил Мичи с двумя молодыми литераторами: Меррисоном и Дэвидом, которые так же по совместительству играли роль сверхмассивных любовных звёзд. Это их тела, утратившие стыд и одежду, были разбросаны по неизвестной комнате, наполненной дымом, словно сливочным маслом, разрезаемым солнечными лучами новой эры сознания. Дым необычно влиял на мозг Мичи, превращая его из неговорливого парня в версальский фонтан красноречия!
— Когда понял, что нахожусь в чужой игре, и живу по чужим правилам, мне хотелось сбежать из страны, я бы, наверное, даже улетел, если бы мог. Хотелось, чтобы моя жизнь чего-то стоила, и эту стоимость я должен был заслужить сам. Поэтому те деньги так сильно жги руки. Какой же я идиот....
Кларк слушал Мичи с серьёзным лицом, и кивал. Мичи смотрел ему в глаза, похожие на две большие светящиеся спирали, которые поглощали внимание силой абсолютной тьмы.
— Когда ты заставил меня прочитать роман, я понял, что моя жизнь всегда была частью чьих-то планов. И самое лучшее, что может случиться с ней — найти большой замечательный план, чтобы быть использованным ради него.
Кларк слегка улыбнулся:
— По-твоему у меня есть этот большой замечательный план?
Мичи пожал плечами:
— Не знаю. Но я не против, чтобы ты мною воспользовался.
Роскошная чёрная дыра, блистая шлейфом чужих надежд, медленно приблизилась к Мичи, и, не отпуская тело из объятий супергравитации, скрыла его за пределами горизонта скромности.
К сожалению, Мичи ещё не знал тогда, что у чёрных дыр не бывает планов.
