Вечерняя зарница щедро рассеяла по полям фиолетово-алые сумерки, оставив погребёнными в темноте кровавые останки утренней битвы. И не слышно стало ни стонов брошенных издыхать на солнце вражьих солдат, ни криков воронья, терзающих распухшую мёртвую плоть.
В шатре, разбитом за холмами, едва теплился огонёк свечи. Спали раненные, утомлённые болью, спали лекари, растянувшись от изнеможения прямо на сырой земле. Собаки, стерегущие шатёр и лошадей, тоже спали.
Одна только старая Мазра не спала: бродила промеж ранеными, пробуя лбы, смачивая сухие губы родниковой водой. Мозолистые крючковатые пальцы тряслись, расплескивая воду, ноги налились свинцом. Но Мазра не помышляла спать. Сон не шёл к ней уже добрый десяток лет – с тех пор, как предала земле мужа и обоих сыновей, славных воинов. Лишь отвары из трав, собранных на рассвете, когда косой месяц медленно таял в проблесках зари, помогали ей на время уходить в забытье.
Но сейчас Мазре некогда было отдыхать.
С губ раненого сорвался протяжный стон. Рука дёрнулась и сорвалась с ложа, ударившись оземь. Мазра, кряхтя, наклонилась и положила руку обратно. Затем нацедила несколько капель воды в приоткрытый рот и покачала головой. Не дожить ему до утра, не дожить…
Великий воин и полководец Тарциан умирал. Жизнь едва теплилась в изувеченном теле, сгорая в нестерпимой агонии, а каждая частичка угасающего разума неосознанно вопила о смерти. В грудь будто вогнали топор и пустили в открытую рану сотню муравьёв. Сквозь слипшиеся от крови ресницы Тарциан видел тусклый свет и мельтешащую в уголке шатра тень. Старуха Мазра.
Тарциан вздохнул, проглотил скопившуюся во рту противную тёплую влагу, вздрогнул от боли. Горло скрутил спазм – это ещё и запах: едкий, тошнотворный, замешанный на вине, моче и крови. И чесноке – им Магра отгоняла вампиров, чтоб не лакомились кровью раненых. Гроздья чеснока свисали над головой, будто связки костей. Глупость. Тарциан протянул руку, чтобы сорвать гроздь, однако рука безвольно рухнула на покрывало.
Магра пробубнила что-то себе под нос. Тарциан не расслышал. Но теперь его привлекла фигура воина, появившегося за старушечьей спиной.
Незнакомец был уже не молод, но статен. Через всё лицо, от брови до подбородка, шла тонкая бороздка шрама, что придавало ему суровости и мужества. Во взгляде же читалась печаль. Волосы воина были светлыми и обхвачены обручем, как когда-то носили северные народы. Тарциан давно таких не встречал.
Что делает северный воин, да ещё с мечом на поясе, в шатре полководца, если только?...
Тарциан широко распахнул глаза и неожиданно сел. Тело слушалось с непривычной лёгкостью, грудь больше не терзала боль.
- Я умер? – с изумлением спросил он воина.
Тот сделал шаг вперёд и слегка наклонил голову.
- Ты уже на пути.
Тарциан рывком сорвался с места и обернулся, готовясь увидеть своё лишённое жизни тело, однако не успел. Стены вокруг поплыли, будто снежные узоры в оттепель. Шатёр исчез, а Тарциан с воином очутились на поляне по ту сторону холма.
- Кто ты? – спросил Тарциан, едва обрёл дар речи.
- Меня зовут Латеус, - ответил воин, - я твой проводник.
- Ты – смерть?
- Нет, - улыбнулся Латеус, - скорее, вестник.
- Ангел? – Тарциан удивлённо приподнял брови: он не ожидал, что ангел будет выглядеть как обычный человек. Но Латеус едва заметно улыбнулся и опустил взгляд.
- Моя персона намного скромнее, Великий воин. По долгу службы я сопровождаю умирающих в отпущенный им срок, что случается не так уж часто. И для меня большая честь…
- Так ответь же мне, воин, - перебил его Тарциан, - я умер или нет?
- Тело твоё ещё питают живые соки. Но время истекло. Тебе надлежит умереть.
- Понимаю, - мрачно кивнул Тарциан.
- Но всё не так просто.
- Не просто умереть?
- Боги не могут забрать твою жизнь.
- Почему?
- Три души искренне молятся за тебя: две, чтоб ты поскорее умер. Одна – чтобы жил. И настолько горячи эти молитвы, что Боги не могут не внять ни одной из них. Ты должен заставить кого-то замолчать.
- Две души, говоришь…
Тарциан задумался и опустился на землю, обхватив руками колени. Две души… две змеи желали ему смерти. Найти… задушить. Отрубить головы, выпустить кровь и закопать в песок.
И одна – только одна – молила небо о жизни. Одна душа любила его так сильно, что перекрывала другие потоки злобы. Чья она? Жены? Нет, конечно, матери!
- И что будет, если я заставлю замолчать тех, кто желают мне смерти?
- Боги внемлют молитве третьей, - ответил Латеус.
Тарциан хлопнул рукой по бедру – на месте ли меч – и браво воскликнул:
- Я заставлю врагов проглотить нечестивые языки!
Латеус тихо положил ладонь на запястье воина и развернул к себе.
- Твой дух бесплотен, Тарциан. Ты можешь являться им только во сне.
- Стая демонов! – воскликнул Тарциан и принялся в бешенстве расхаживать взад-вперёд по поляне. Латеус терпеливо молчал, ожидая, когда воин вновь обретёт достоинство. Наконец, Тарциан успокоился и застыл, выставив колено вперёд и скрестив на груди руки.
- Идём! – тоном повелителя заявил Тарциан. И, заметив усмешку на губах Латеуса, неуверенно добавил, - или летим?
Тут Латеус на мгновение развеселился и хлопнул великого воина по плечу.
- Идём-идём, крыльев никто не выделил. А моего духа на двоих не хватит – чтоб нестись подобно падающей звезде. Так что – пешими тенями скользить будем. Но не бойся – путь наш недолог.
И они пошли. Впереди Тарциан, а за ним неслышно шагал Латеус. Полы плаща вестника развевались парусом на ветру, напоминая Тарциану огромную летучую мышь. Полководец дивился, гадая, как может ветер развевать призрачную ткань, однако по щекам его то и дело хлестало желанной прохладой, поэтому он решил принять ветер как дар небес, ниспосланный, чтобы скрашивать унылый и однообразный путь.
Спустя несколько вёрст Тарциан заскучал.
- Послушай, Латеус, - обратился он к своему молчаливому проводнику, - ответь, а что там – после смерти?
- Всё. И ничего, - уныло буркнул Латеус.
- Ясно, - вздохнул Тарциан, раздражаясь мрачным видом спутника, - и всё же. Я смотрю на тебя и вижу воина, ходившего в битвах. Твой шрам…
- Он дорог мне, - перебил его Латеус, - напоминает о счастливых днях жизни. Поэтому ты видишь его на моём лице. Каждый хранит то, что ему дорого.
- А как выгляжу я? – немного смущаясь, спросил Тарциан.
- Лет на двадцать моложе, - заверил его проводник.
- Правда?
- Я не лгу.
- Жаль, что поблизости нет зеркала – или ручья, на худой конец. Нести на себе бремя прошлых битв и вновь обрести молодость, но не видеть себя – это величайшая несправедливость!
- Но не худшее зло.
Тарциан поморщился: и послали ему Боги столь мрачного спутника! Видно, жизнь не баловала Латеуса. Жизнь – или смерть.
- Поведай о себе, - попросил Тарциан.
Лицо проводника немного посветлело. Несколько минут он шёл молча, словно во сне, а затем заговорил мягким, немного сдавленным голосом.
- Лето опускалось на землю триста раз с тех пор, как я покинул мир живых. Многого уже я не помню. Столько судеб встречалось на моём пути, что не в силах отличить, где чужая судьба, а где моя. Знаю, что был когда-то воином. В одном из сражений попал в плен, после – продан в рабство. Жена хозяина была снисходительна к светловолосому юноше, - глаза Латеуса мечтательно сверкнули, - она обучила меня грамоте, а позже помогла сбежать. Вернувшись на родину, я стал летописцем.
- А как ты умер?
- Многие желали услуг летописца, но не хотели, чтобы Латеус слишком много знал.
- Тебя закололи?
- Отравили. Я умирал трое суток.
- Проклятые отродья! Наверное, ты жестоко мстил им, являясь в самых ужасных снах!
Латеус взглянул на него исподлобья. Тарциан поёжился: столько грусти и безысходности было во взгляде проводника.
- Поверь, мне было не до этого. Когда попадаешь в мир иной, всё кажется не таким, как прежде. И врагов своих встречаешь, как друзей.
- Мне этого не понять! – резко сказал Тарциан и махнул рукой, показывая, что не согласен. Кровь воина вскипела в жилах. Он был разочарован. – Я бы преследовал своих убийц до самой смерти. И после смерти – безжалостно гнал по полям, орошённым кровью моих солдат.
Латеус ничего не ответил. Просто шёл рядом, закутанный в полу своего плаща, будто в саван. На губах его играла всё та же полуулыбка. Раздосадованный Тарциан отвернулся в другую сторону.
Дорога между тем повернула к реке, затем в лес. Неожиданно Латеус остановился и потянул Тарциана за рукав.
- Смотри: воины приветствуют тебя!
Тарциан на мгновение опешил, поскольку вокруг себя видел только лишь деревья – тёмные и мрачные, закутанные в ночную шаль. И лишь приглядевшись, он заметил тени – слабые, почти прозрачные. Они медленно двигались, колыхаясь на ветру.
Тарциан сглотнул комок, образовавшийся в горле, и поднял руку в знак приветствия. Воины радостно загудели и приблизились к ним почти вплотную, образуя стройный полукруг.
Тарциан с трудом припоминал лица, мелькавшие перед глазами. Он ведал столько войн. Стольких солдат потерял он за время битв. Тысячи. Десятки тысяч. Он не мог помнить их лица. Но они – мёртвые – помнили Тарциана. Ибо он был во главе.
- Почему они такие? – спросил он Латеуса, когда они миновали лес и воинов, - неужто их мгновения счастья были столь ничтожны?
- О них все забыли, - коротко ответил проводник, - и податься им некуда. Поэтому они исчезают.
- Куда?
- Никто не знает, - дрогнувшим голосом ответил Латеус, - ибо никто оттуда не возвращался.
- Разве мёртвые могут умереть дважды? – удивился Тарциан.
- Мёртвые остаются в мире, пока цепляются за жизнь. Пока их помнят, скорбят. Пока приносят на могилы хлеб и вино. Пока стоят возведённые их руками мосты. Поднимаются выкованные ими мечи…
Посмотри, - Латеус протянул руку, - вон слепой мельник. Каждый день он крутит жернова на своей мельнице, чтобы у его внука была мука.
Старый охотник. Загоняет в сыновни силки дичь. А рядом скачет его верный пёс.
Молодая Альта, умершая родами. Поёт колыбельную сыну, отгоняя тревожные сны…
Тарциан посмотрел впереди себя и увидел: на опушке леса стояла деревня, по которой бродили тени умерших. Мельница на изогнутом берегу реки. Люди – живые, спали в своих домах, не подозревая, что округа кишит давно ушедшими предками. Тарциану стало не по себе: он ведь сам ещё не мёртв. Негоже ему смотреть на мёртвых.
- И что – мёртвые действительно помогают живым? – ошеломлённо спросил он проводника.
- Нет, - Латеус посмотрел Тарциану в глаза, - но они существуют, пока верят в это.
- А ты? Тебе триста лет!
- Я выпросил у Богов эту службу. Мне повезло.
- Ты думаешь? – скептически рассмеялся Тарциан, - наверное, поэтому дух твой – сама печаль?
- Мне повезло, - упрямо повторил Латеус, - у меня есть цель. В отличие от тех, чьё существование бессмысленно. Но хватит пустых разговоров, Великий воин. Мы пришли.
Тарциан и не заметил, что из-за крон могучих старых дубов высится его собственный замок. Он взобрался на холм и долго всматривался в родные земли, однако не узнавал: ни лесов, разросшихся вдоль реки, ни садов, разбитых там, где раньше стояли кузницы. Видно, слишком долго он пробыл в чужих краях, завоёвывая чужие земли.
Так долго, что чужой стала его собственная родная земля.
И даже в этот, может статься, последний раз он входил в родную обитель не как отец, не как воин, а крался подобно ночному вору. С той лишь разницей, что никто его не мог увидеть и заклеймить позорным клеймом.
Душу пронзил холодок тоски. Не так он представлял себе возвращение домой. Не так.
- Что теперь, Латеус? – бесстрастным голосом спросил Тарциан.
- Навестим ту, что молит о твоей смерти, Великий воин. Идём. Ты сможешь услышать её молитвы.
Тарциан на мгновение остановился, собрался с духом, всколыхнул притаившийся в груди гнев. Вот она – первая змея! Пригретая в стенках родного замка. Та, что следовало придушить ещё в материнской утробе.
Великий воин взлетел по ступеням вслед за проводником и замер перед дверьми опочивальни. Очень смутно он припоминал, в чьи покои надлежит войти.
- Аладея?!
Латеус распахнул дверь, отводя в сторону глаза, и пропустил вперёд себя Тарциана.
Однако за ним не пошёл. Прислонился спиной к дверному косяку, шепча одними губами успокоительную молитву, и остался стоять на месте.
Тарциан вернулся через несколько минут. Глаза его были сухими и печальными. Латеус посмотрел на него с немым вопросом.
- Она молит о моей смерти ради молодого любовника, от которого носит дитя.
- Женщины редко бывают верны, - тихо заметил Латеус.
- Но Аладея должна гордиться, что муж её – великий воин, имя которого звенит на устах врагов, подобно проклятию! А она… она жалеет о том дне, когда Боги благословили наш союз. Скорбит об утраченных надеждах и сетует на одиночество. Ропщет на мою жестокость. Разве я жесток, Латеус? Разве я не стремился бросить к её ногам почёт и славу?
- Может, ей нужно было что-то другое? – осторожно спросил Латеус. – Любовь?
Тарциан ничего не ответил. Плечи его поникли. Он повернулся и медленно побрёл по коридору.
- Я не посмел явиться в её сон, Латеус. Быть может, я великий воин. Но недостойный муж?! Пускай молится. Я выгоню её прочь, словно одряхлевшую собаку! А дитя её узнает позор отвергнутого отцом. Вот моё слово, Латеус!
- Не слишком ли оно жестоко?
- Справедливость не бывает жестокой, - глаза Тарциана сверкнули злостью, - где вторая змея?
- Здесь, - Латеус опустил глаза, - рядом.
- Ну! – нетерпеливо воскликнул Тарциан, - я оберну её сон в ад!
- Не спеши, - Латеус неожиданно положил руку на его плечо, - ты не знаешь, что ждёт тебя впереди.
Тарциан замолчал и медленно убрал его руку. Душу терзали сомнения.
- Ты помнишь, любимым сыном твоей матери всегда был Ярт.
- И что? Он молит о моей смерти? Этот ничтожный предатель, который не в силах удержать рукоятку меча?
- Ярт уже давно распоряжается твоими землями, как своими. Снёс кузницы, разбил сад, пригласил заморских музыкантов, которые ублажают твою жену и мать песнями и игрой на лютнях.
- Жалкий подлец! Не ведавший ни запаха, ни вкуса крови!
- Твоя мать молится, чтобы ты не вернулся, и замок перешёл к Ярту. Она боится за свою старость. Боится тебя, ибо считает зверем.
- Меня?
Голос Тарциана стал вдруг совсем тихим и тонким. Он привалился спиной к стене и медленно сполз на каменный порог. По щекам пробежала дрожь.
- Моя мать, Латеус?!
- Увы! Но ты можешь войти в её сон и пристыдить! Напомнить, в каких муках рожала тебя. Как благодарен был ей отец за своего первенца!
- Не хочу, - устало сказал Тарциан, - не хочу. Видеть её. Слышать. Знать. Волчица! И та горло грызёт за своих детёнышей. А эта. Гордость воина меняет на фальшивые звуки лютни. Мать?! Мать. Мать…
Тарциан прикрыл лицо ладонями, жалея, что не может кануть в забытьё. Куда угодно – лишь бы подальше от родного замка.
- Пойдём, - Латеус наклонился и потянул его за локоть, - ты хочешь знать, кто молится о твоей жизни?
- Я не знаю, Латеус. Но пусть лучше ОН замолчит.
- Великий воин сдался? – насмешливо спросил проводник. Но, глядя на поблекшее и осунувшееся лицо Тарциана, придержал свой сарказм. - Погоди. Вот уже конец нашего пути.
Стены замка затрепетали, будто охваченные невидимым пламенем, и исчезли. Тарциан с изумлением обнаружил себя сидящим в саду – у старых кипарисов, что роняли пожелтевшую листву на разбитый фонтан. Он помнил его ещё целым. Когда-то давно, когда они с братьями были ещё детьми.
Невысокий подросток, лет одиннадцати, сидел на корточках возле фонтана и что-то шептал, окуная руку в призрачную воду. Тарциан видел, как она течёт, не покидая разрушенных мраморных стен.
- Криан…
- Да, - радостно сказал Латеус, - твой младший брат так искренен в своих молитвах…
- Он утонул, когда мне было пятнадцать!
- Но он помнит о тебе. Верит. Цепляется за веру, ибо это единственное, что держит его на земле. И дух его силён, раз его слышат Боги.
Тарциан зло рассмеялся и запрокинул голову назад, глядя на меркнущие в предвкушении утра звёзды, рассыпанные по небу.
- О чём он молится, Латеус?
- Помнишь, ты обещал ему, что когда отомстишь за смерть отца, ты сложишь оружие и будешь вместе с ним скакать по полям на диких лошадях, играть на лютне и сочинять летописи о вашем славном роде? Он молится, чтобы ты обрёл счастье в мире и помнил его, ведь иначе Криан навеки исчезнет.
- Нет, я не помню. Это было давно. Так давно…
Тарциан обхватил руками колени и заплакал – как не плакал, когда, будучи подростком, узнал о смерти отца. Как не плакал, когда, будучи в плену, враги вонзили в его рёбра пылающие копья и опустили палец в кипящее серебро. Он и не знал, что призраки могут плакать.
- Что за жизнь я прожил, Латеус! Родные молятся о моей смерти, и только мёртвым не безразлична моя судьба?! Не годится так жить, не годится.
- Рад, что ты понимаешь это, - покачал головой Латеус, - но, к сожалению, время твоё истекло.
- И что теперь: исчезнуть навеки? Мстительной тенью слоняться по покоям замка, воображая, будто можешь хоть что-то изменить? А потом отчаяться и исчезнуть в никуда? Навеки?
- Такова судьба ВСЕХ людей.
- Нет! – воскликнул Тарциан, вскакивая на ноги, - я буду жить! Я буду жить! И пусть хоть весь мир желает мне смерти – я ещё не всё отдал этой земле.
Он подбежал к младшему брату, обнял его и прижал невесомую плоть к своей груди. Затем протянул руку Латеусу и, вцепившись в призрачную ладонь, закричал изо всех сил.
- Я БУДУ ЖИТЬ!!!
- Тише, тише, милый! – Старая Мазра сердобольно прижимала влажную тряпку к вискам полководца и едва удерживала мечущееся на ложе тело.
Другие раненые возмущённо постанывали сквозь потревоженный сон. Лекари зашевелились, но снова уснули, так и не подняв головы.
На дворе светало. Лошади тихонько ржали. Голодные псы шныряли вокруг шатра в поисках поживы.
- Спи, спи, великий воин.
Мазра опустила уставшую голову на плечо полководца и зашептала молитву.
- О, всемогущие Боги, даруйте долгую лету славному воину нашему, и да облегчит время его страдания…
Тарциан открыл глаза и увидел, как сквозь щели в шатре пробивается слабый утренний свет.
- Дай мне пергамент, Мазра, - хрипло прошептал он, не глядя на старуху, - и кликни воинов: пусть ведут сюда ремесленников. Мы больше не идём воевать. Будем строить город – здесь, на завоёванных и выжженных землях. Простим врагов своих и отпустим неверных жён. Будем растить детей и помнить умерших предков. И не коснётся рука моя более меча…
и они это тоже заметили 
(5)(1)(1).jpg.ff67f532e92d3af0d73eab9b992a246e.jpg)
