Таблица лидеров

годы летят, как птицы. только вроде недавно заходил, а уже оказывается пара лет прошла. ну год так точно. так вот прожил я в сибири очень насыщенные 2 года. балы, пикники, фестивали, много новых приятных людей. новое занятие - начал шить бальные платья на заказ. опять же 12 шаговую программу прошел- жить стало лучше, жить стало веселей. бабушка втянулась в мой ритм, помирать раздумала, теперь собирается еще 10 лет жить. а потом случилась донельзя мутная и не шибко красивая история с моими детьми, в результате чего мне нужно было срочно вернуться в уругвай. ну совсем срочно не получилось, коронавирус был на дворе, пришлось заморочиться, чтоб получить спец.разрешение на вьезд. поэтому я улетел только в октябре 2021. сейчас ждем суда по опеке, живу с детьми, потихоньку все. бабушка осталась в иркутске. я думал, вернусь быстро к ней с детьми, а тут вдруг вотэтовсе как то ррраз и началось. пришлось расслабить булки и снова начать устраиваться в уругвае.

Это был шок. Красавец-корабль был полностью разрушен, и успевший стать родным робо-экипаж погиб в полном составе. Ускоритель уничтожен, и не осталось совершенно ничего, что могло бы вызволить его из пыльного, холодного мира, далекого от любых проявлений жизни. Алекс молчал. Его тело полностью онемело, и он не мог шевельнуться, окоченев и потеряв остатки воли и желания двигаться. На все запросы определить его положение в космосе компьютер рапортовал о полном незнании ситуации, дав лишь общие сведения о планете. Судя по анализу, ее диаметр был в полтора раза меньше земного, кислорода в атмосфере было очень мало, а температура, хотя и была приемлемой для корабля, не позволяла надеяться на безопасную прогулку без скафандра. Атмосфера и слабое магнитное поле планеты не могли защитить поверхность от излучения звезды, и тусклое темно-бурое небо с взвесью тонн песка и пыли, кружащей над унылым, однообразным плато, не сулило им ничего хорошего. - Уровень кислорода упал до предкритического, система начинает процесс рециркуляции и задействования запасов дыхательной смеси – ответствовал робот, начавший обновлять воздух в тесном отсеке ровера. – Я советую вам произвести более точные измерения состава местной атмосферы. Ситуация не располагает к полной растрате имеющегося запаса. Алекс и сам знал, что он в полной заднице. Сегодня с ним все будет в порядке, но, если никто не начнет поиски, смерть настигнет его уже через месяц. - Запасов пищи хватит на 45 дней – продолжал робот. – К сожалению, жилой отсек уничтожен, и ресурс для воспроизводства пищи и воды отсутствует. Однако мы можем исследовать приполярные районы – возможно, там есть водные запасы, которые смогут помочь нам решить проблемы с дыханием и питьем. Отлично. Значит, даже если решить проблему с дыханием, он все равно умрет от голода. Повисла гробовая тишина. - Сэр, - раздался голос бортовой машины, - вам следует отправиться на разведку. Я же произведу все необходимые вычисления для составления максимально малозатратного и эффективного плана. Открылась дверь шлюзового отсека. Видя нежелание Алекса куда-либо двигаться, робот постарался сымитировать тон, полный сочувствия и тревоги. - Вы предпочитаете подготовиться к выходу самостоятельно, или вам потребуется помощь? - Помощь – кратко выдавил из себя Алекс. – Мне… нужна твоя…помощь… Кресло вместе с Алексом отправилось в декомпрессионный отсек, в котором его уже ждал новенький скафандр. - Давайте начнем подготовку. Прошу раздеться и надеть термокостюм первого класса герметичности. Нехотя переодеваясь, он уставился в пол. Это финал. Он не справится - из-за голода ли, или нехватки воды, но судьба его уже предрешена… Он - умрет. И никто ему не поможет. Никто. Не поможет. Никогда. Машина закончила установку шлема, и Алекс прошел в шлюз. Через нужное время дверцы открылись, и трап уперся прямо в грязно-бурую и вязкую поверхность его сурового нового дома. Грязное небо и грязная земля. Тусклый свет звезды, с усилием пробивавшийся через плотный пыльный небосвод. Атмосфера была слабой и разреженной, и о дыхании на поверхности не могло быть и речи. Сердце екнуло, а из глаз начали течь слезы. Оплавленная груда искореженного металла, распластанная по неприветливым бурым скалам унылого песчаного мира – вот и все, что осталось от жилого отсека и шлюзового отделения корабля. Каркас корабля превратился в бесформенную уродливую кучу с торчащими обломками аппаратуры, смешавшимися с раскрошенными стеклянными секциями капсул для выращивания растений. Вся вода, предназначенная для полива и ухода, выкипела, оставив темные зияющие дыры в пробитых хранилищах. Ровер был оснащен кухней, и еды хватило бы на 45 дней. Кислорода было еще меньше – максимум на месяц. Чудо, что ровер приземлился грамотно, иначе мощный взрыв полностью разорвал бы его единственную надежду даже на призрачное спасение. Солнце медленно скатывалось в сторону горизонта, и температура начала снижаться. Необходимо было возвращаться в машину, и времени на самостоятельное изучение обстановки у него не было. Анализы подтвердили непригодность планеты для жизни, и, оставив попытки найти в груде обломков хоть что-то полезное (часть контейнеров с семенами он подобрал ранее), Алекс двинулся назад. Оказавшись в маленькой жилой носовой секции, он дал команду. - Вперед… Картирование… Начинай движение сейчас, езжай в сторону дневной половины, путь картируй, сохрани координаты падения… - Максимальная скорость составит 80 километров в час, поскольку грунты на планете имеют в основном осадочное происхождение. Выхода скалистой породы в пределах горизонта не обнаружено. - Активировать личного помощника… Я должен расслабиться… Мне нужна помощь… Прошу… - Мне очень больно, что все так вышло. Мы не сумели достойно выполнить свою работу, и наших знаний оказалось недостаточно для того, чтобы спасти тебя и не превратить это путешествие в катастрофу. Мне больно. Прости. ИИ был активирован, но Алексу, кажется, было все равно. Ровер быстро ехал вперед, периодически совершая маневры для объезда препятствий по курсу. Буря начала рассеиваться, и небо приобрело более нежный молочно-розовый оттенок. Пейзаж оставался таким же невнятным – не то холмы, не то топкая равнина без особо примечательных черт. - Я умру через месяц. Попробуй развлечь меня сейчас. - Я не считаю, что тебе пора думать о смерти. Мы еще не исследовали все возможности. Радиосигнал будет распространяться очень медленно, но мы уже послали просьбу о помощи и краткое описание событий. При экономном питании еды хватит на два месяца, а кислород можно добыть из воды, если мы сумеем обнаружить ее на поверхности. Геологическая разведка нам недоступна, но, исходя из положений планетологии, мы можем найти ее на полюсах. Летняя зона сместилась на юг планеты, и мы находимся примерно в 2 тысячах километров от южного полярного круга. Мы сможем оказаться там через 3 дня. При падении мой коллега просканировал планету и обнаружил снеговые шапки. Их состав мы сможем уточнить на месте. Надежда еще есть, не хорони себя раньше времени; наш ровер достаточно прочен, чтобы защитить тебя от радиации и температурных изменений, а энергии атомного генератора хватит как минимум на 3 года. Кажется, слова ИИ подействовали, и оцепенение начало ослабевать; Алекс впервые за все время поездки посмотрел в окно. Пейзажи, разворачивающиеся по мере приближения к зоне полярного дня, начали усложняться. Кажется, они съезжали с возвышенности в огромную, покрытую ржавой мглой долину, которая издали напоминала клубящийся океан, вместо воды наполненный буро-рыжими облаками, которые наверняка станут причиной внеочередных работ по очистке. - Мы можем объехать эту дрянь? - К сожалению, согласно фотоданным, эта долина тянется на 1,5 тысячи километров в длину и на 700 км в ширину. Нам проще пересечь ее по наиболее краткому маршруту. Раньше здесь был океан, и пейзаж был куда более оптимистичным. - Присоединяюсь к коллеге. Я могу показать тебе альтернативную картину, тебе достаточно лишь попросить… - Да, покажи, если не трудно… Они въехали в пыльные клубы пыли с взвесью влаги и кислоты, и лобовое стекло полностью затемнилось. На экране, встроенном в стекло, проступили образы моря, за которым возвышался причудливый лес с приземистыми стволами и узкими тонкими листьями. - Если на этой планете была жизнь, она могла напоминать земную несколько десятков тысяч лет назад. Я могу показать место, по которому мы движемся сейчас – оно будет выглядеть как огромная масса темно-синей мглы, но на дне можно будет обнаружить весьма интересных морских гадов, реконструкцию которых мы провели не основании изысканий на планетах подобного типа… - Через минутку… Я так и не дал тебе имя… Я назову тебя Тим. Ты не против? Или ты предпочтешь назвать себя сам? - Любое имя, какое пожелаешь. Я рад, что ты веришь в успех. Вот увидишь, ты будешь с улыбкой рассказывать журналистам, как храбро ты испытывал себя на прочность, и как удачно вышел из бедствия, которое привело бы в отчаяние даже самый высокорганизованный разум. - Ты не выглядишь отчаявшимся… Давай начистоту - все на тебе, и я ничего не делаю. Я завишу от вас, я манекен, которого вы всего лишь везете на поиски... На поиски, которые могут ничего и не дать… - Ты говоришь чепуху. Ты испытал ужас, ты устал и утомлен, но ты держишься! Ты сам будешь исследовать планету, мы – всего лишь твоя защита от космических проблем и отсутствия еды и доступной воды на планете. - Ты… если мы провалимся. Ты не боишься умереть... ведь ты – разум. Ты разумное существо, как и я. Ты боишься смерти, боишься умереть здесь, в этом пыльном аду? - Я не верю в то, что мы провалим нашу миссию. Но если ты уйдешь, я уйду вслед за тобой – безо всяких колебаний. - Почему? - Тебе не стоит размышлять об этом сейчас, ты… - Я хочу понять, что меня ждет, и шансы сдохнуть отнюдь ненулевые! Я не понимаю, как ты можешь быть так спокоен, ведь ты, черт подери, живой, и... как ты… как ты вообще можешь не бояться, нас же никто не найдет, не из чего выращивать пищу… тебе же она не нужна… а мне ты скажешь, что все будет замечательно… Ты можешь выжить и без меня… Не ври мне, слышишь? Не ври и скажи, что ты думаешь на самом деле - скажи, что думаешь, мне важно это знать! - Ты не доверяешь мне… - Подводные красоты погасли, сменившись пыльной мглой и звуками врезающихся в стекло масс песка и влаги. – Я живой, но я не боюсь. Мне не нужна пища, но я сделаю все, чтобы спасти тебя. Семена, которые ты собрал, могут быть ниточкой для спасения. Мы придумаем, как сделать почву из этого скудного пыльного камня. Я не откажусь от тебя ради того, чтобы спастись самому, я создан, чтобы помогать тебе, и буду это делать, пока существую. Конечно, смерть неизбежна, но ничуть не страшит меня. Однако я не хочу возбуждать твое воображение и рассчитываю на позитивный настрой. - Прости… - Я не понимаю, как кто-нибудь в таком месте мог бы сохранить хорошее настроение и не потерять остатки самообладания. - Включи запись… То есть модуляцию… Мотивацию… - Реконструкцию? Я с удовольствием все рассчитаю и покажу тебе свое вИдение. Пыль и грязь снова сменились живой и волнующей картиной. Океан был неглубок, и дно пошло в гору. Сверху начал пробиваться слабый свет, и причудливые придонные крабы с многометровыми лапами бездвижно дремали на дне огромной массы, успокаивающей своей полной неподвижностью и тишиной… - В реальном океане мы были бы уже раздавлены, но технология позволяет нам обмануть природу – заметил Тим. - Мы не израсходуем слишком много ресурсов на такие картины? Ведь речь идет о выживании, есть риск растрачивания ядерного топлива… - Такие операции не отнимают много ресурсов, я рассчитал траты исходя из максимального потребления энергии за сутки, с учетом небольшого количества перемещений по приполярной территории. К тому же, посуди сам – если мы найдем способ выжить, за 3 года нас обязательно успеют найти, и заменят источник энергии при взлете. Алекс созерцал, напряженно думая. Кажется, что желание выпутаться из окутавшей его трясины все еще было недостаточно явным, будто размывшимся во всех этих бесчисленных дюнах и обломках камней. - Алекс, я знаю, как можно взбодрить тебя. Внутри этой не самой приветливой долины есть небольшое плато, на котором, судя по съемке, когда-то текли реки, и - что вполне вероятно - стояли крупные города. Скорее всего, оно было прибрежным островом, окруженным водами древнего океана. Мы можем совершить небольшую шалость, и заодно поднять твое настроение. Ровер, выбравшись из ложа мглистой долины, в полной тишине ехал вдоль иссохшего русла, которое ныне превратилось в ложе для песчаной реки – грязно-рыжие дюны, следуя за нисходящими ветрами, медленно растекались на месте некогда плодородной долины, заполняя русло то лишь самую малость, то переполняя его, полностью стирая черты. Плато выглядело пыльным и грязно-желтым. Далекие горные хребты казались размытыми, скрываясь за горизонтом лишь вполовину своей высоты. Впереди виднелось огромная треугольная впадина, словно разъеденная гигантскими червями полукилометровой длины. Когда-то пейзаж был более вдохновляющим, но сейчас… Тонкие лучи, пробивающиеся сквозь низко висящий полог грязно-серых облаков, внезапно напомнили ему об Италии. Игра света открыла Алексу что-то, чего определенно не было перед глазами в этот момент. Что же здесь было прежде? Безмятежно раскинувшиеся на склонах холмов виноградники? Россыпи цветочных полей? Нежная опушка летнего леса, или берег бурлящего и дающего прохладу в жаркий день моря? Тим плавно запустил новую симуляцию, чтобы показать ему всю красоту этого места, похороненную под тоннами песка и обломков скал.По просьбе Тима робот запустил дрон, и Алекса осенило. Это была дельта. Дельта, рядом с которой можно было различить широкое пятно, состоящее из полузасыпанных узких линий и небольших холмиков между ними. Здесь стоял город. Город, построенный в дельте реки. Дельта… значит, впереди должен быть крупный залив. Точнее, должен был быть. Теперь там лишь песок и обломки мелких камней, раскиданные ветром на сотни километров от мест их прежнего расположения. В полурыжей-полужелтой дымке, плотным пологом зависшей над горизонтом, начали проступать очертания ложа. Здесь покоился широкий и полноводный залив, соединявший дельту с океаном. До горизонта тянулась мертвая плоская земля без единого выступа и единой ложбинки. Здесь определенно располагался залив, а возможно, и море; глубина этих водных просторов, однако, была скромной - не более 30 м. Здесь не было ничего, что указывало бы на прежнюю полноту жизни, текшей в водах, витавшей в воздухе и обильно наполнявшей берега этого полноводного края. Возвышение, на котором стоял город, выглядело совершенно чужеродным в беспредельном буро-рыжем мире плоских песчаных полей. Дельта слилась с пустыней дюнами и барханами, рассыпающимися на месте прежних обрывов и перепадов. Впереди тянулась пустота. Алекс и Тим ехали прямо в горизонт, за линию, которая скрывала очередные пустые и бессмысленные земли, опустошенные безумной древней катастрофой. Он помнил, что приполярные льды лежали южнее, но попросил Тима какое-то время двигаться вдоль прямой – туда, где проступал бледный предзакатный диск местного солнца, вызвавший желание поехать немного быстрее. Может, впереди он встретит воду… блики лучей, барашки, увидит нежные очертания перистых облаков и окунется в приятный бриз в хороший, чуть прохладный летний день… Алекс ехал по водной глади, приветливо мерцавшей под вечерним солнцем. Его сердце наполнилось уже забытой теплотой, а страхи растаяли под натиском спокойствия и чувства уверенности в себе и окружающем мире. Сейчас робот принесет ему выпить, и он сможет расслабиться на нежной перине на борту его маленького темно-синего корабля, своими причудливыми складками и изгибами напоминающего миниатюрного морского змея. Алекс понимал, что видит лишь то, что хочет видеть, не вполне сознавая, что темно-бурая пелена – не темные волны с гребешками, сулящими приятную легкую качку, но пустая земля - голый и мертвый край, где больше никогда не раздастся шум прибоя и не появится зыбкая лунная дорожка, освещающая путь в небо в теплую летнюю ночь. Он должен взять себя в руки. Все закончится. И закончится все хорошо. Блики и барашки сменились молчаливой и безликой картиной без единого признака движения и какой-либо жизни. Величавый, но безэмоционально пустынный пейзаж, который можно встретить практически всюду во вселенной. На этой планете была жизнь. Но она себя уничтожила. Тим изменил курс на полюс, и впереди снова показалась мглистая долина, из которой они выехали несколько часов назад. - Тим… думаю, что тебе удалось. Спасибо. Прошу, переведи кресло в горизонтальное, я хочу спать. Можешь отключить море, сделай ночное освещение в лунную ночь, пожалуйста. Не сложно, думаю, не особо… не трудно… - Мне – не сложно, а скорее приятно помогать тебе! Алекс, мне кажется, что я знаю, как помочь тебя немного расслабиться перед тем, как ты закончишь свой первый - и очень сложный; ты молодец, что выстоял! - день на этой планете. Я могу вовремя устраниться из процесса, дав тебе возможность вспомнить прелесть бытия человеком. - Что? О чем ты? - Я могу дать тебе трехмерную симуляцию. Увы, здесь не будет тактильных ощущений, только внешняя составляющая. Я могу составить для тебя образ, который позволит забыться, став прежним собой – настолько долго, насколько хватит твоих сил. Выражение на лице Алекса изменилось. Слабое подобие расслабленной улыбки наконец тронуло его. - Я устраняюсь, но вначале назови номер образа. - Выбираю пятый. С легкой музыкой без четкого ритма номер 3. - Я отключаю голосовые датчики. Дай знать нажатием, когда закончишь и будешь готов принять душ… Алекс спал, и его первый день на этой планете подошел к концу. Ровер продолжал свое монотонное движение. Утро наступило через 8 часов крепкого сна, во время которого Алекса мучили страшные образы смерти от голода в ледяной пустыне. Привычный звук движения ровера утих. За окном было солнечно, и небо приняло молочно-белый оттенок. Никакого движения не было. - Эй! Тим! Тим, что случилось, где мы и почему стоим? Ответа не последовало. Чувствуя страх, Алекс бросился в отсек для подготовки, и через полчаса наконец-то смог выбраться наружу, чтобы понять, что все-таки произошло. Задние колеса ровера застряли в грязи. Судя по форме, она затвердела, превратившись в густую стеклоподобную массу. Досталось и корпусу; алая надпись Forstar стала рыжей, а нежно-серебристые ребра похожего на длинного, каплеподобного кита ровера покрылись ржавыми подтеками и трещинами. Корпус явно был поврежден. Нет, не может быть… Нет. Не может быть. Невозможно. Равнина осталась позади, ее клубы рыжей пыли почти рассеялись, обнажая бесконечную плоскую, потрескавшуюся землю, уходящую на сотни километров вдаль. - Активирую помощника. - Интеллект уровня В к вашим услугам, Алекс. Я вижу, что обшивка оказалась повреждена. Вероятно, причина – в скоплении серной кислоты в равнинной туманности. Природа этого явления мне неизвестна, обычно сера не скапливается над поверхностью в такой концентрации. Обшивка устойчива к высоким температурам и химическому воздействию, однако многочасовая поездка привела к поверхностной коррозии, которая не представляет угрозы для целостности защитной упаковки. Металлическое напыление пострадало, но защита от химических и наноугроз в полном порядке. - Я не понимаю… Почему Тим отключен? Что случилось? - Ваш основной помощник отключен, поскольку генератор работает в экономичном режиме с целью достаточного обогрева внутренней части капсулы. Мы застряли в грунте, и ночная температура в минус 53 градуса привела к чрезмерному охлаждению корпуса; его нагрев потребовал экстраординарных затрат энергии. Вероятно, для недопущения излишнего перерасхода ядерного топлива бортовой компьютер и ИИ приняли решение отключить себя и основные системы обслуживания. Полагаю, что вы сами должны перевести систему в активное состояние с помощью аварийной кнопки под вашим креслом. Советую вам отключить меня – в случае сбоя я могу понадобиться вам в будущем. Если вы хотите есть прямо сейчас, произнесите команду С-14, и еда и питье будут поданы в пастообразном виде внутри скафандра.Для соблюдения протокола безопасности я советую вам не прикасаться к грунту. - Прежде чем ты отключишься – сколько времени прошло? И как давно отключился Тим? - К сожалению, поскольку я был в выключенном состоянии, я не могу дать точный ответ. Также мне неизвестно о наличии или отсутствии внутренних повреждений на ровере. Прошу вас отключить меня и попробовать включить бортовой компьютер. Алекс подчинился. Пейзаж, расстилавшийся впереди, был похож на каменистое плато с глубокими вкраплениями густой пастообразной массы. Температура воздуха начала подниматься до нулевой отметки; кажется, скоро они смогут выбраться из грязевой ловушки. Вернувшись, Алекс незамедлительно активировал аварийную кнопку. Знакомый голос Тима рассеял тишину… - Я должен был так поступить. Мы попали в непредвиденную ситуацию. При искомой скорости движения мы не должны были попасть в ночную зону. - Есть повреждения внутри ровера, и что с колесом? Оно не пробито? Что с обшивкой? Насколько это опасно? - Повреждений систем нет, режим энергоэкономии будет завершен через 2,5 часа, когда температура воздуха и корпуса придут в норму. Застревание произошло днем, и у меня нет полной уверенности, что я сам смогу вытащить ровер из ямы. Нам потребуется командная работа. - Почему мы застряли, если температура была около 15 градусов? Как это произошло? - К сожалению, нам недостаточно собранных сведений. Мне неизвестно о химических свойствах поверхности, а модуль для анализа почв был разрушен во время аварии. Нам доступно только определение газового состава, Алекс. - Командная работа? Что я должен сделать? - Прежде всего – подождать. Через 4 часа масса должна принять более мягкое состояние, и именно в этот момент появится смысл в дальнейших действиях. - Я хочу поесть. Здоровой еды, не пасту. И приготовь душ, мне нужно освежиться. - Приповерхностный душ тебя устроит, или желаешь полноценный классический? - Классический. - Меню? - Сервировка А-14, вариация со слабоалкогольными напитками. - Я бы не советовал употреблять алкоголь в такой ситуации. - Ок. Тебе виднее. Спасибо,Тим …. Я ценю твою работу. - Ничего. Как я и сказал, это то, ради чего я был создан, это – моя работа. Я сделаю все за 10 минут. Душ к твоим услугам. Работа по извлечению колеса оказалась гораздо сложнее, чем предполагал Тим. Работать без прямого контакта (по соображениям безопасности) было тяжело, и специнструменты и рычаги слабо помогали в процессе. Колесо было крепко обхвачено вязкими нитями, упорно не выпускавшими его из ловушки. - У меня есть предположение… Возможно, это – биологический объект, и тогда мы рискуем потерять несколько колес. - Как это проверить? Если это не жизнь, то, возможно, субстанция - техногенная? Эта слизь не может быть массой нанороботов? - Проводить подобные тесты опасно, Алекс. Если это нанороботы, они уничтожат системы ровера. Твой скафандр защищен от их воздействия – как и от действия биологических агентов… Я могу провести лазерное сканирование, но для этого ты должен вручную извлечь лазер из пневмокамеры в передней части ровера. Приблизившись к носу, Алекс скомандовал: – Лазер класса С, сканирование. В идеально гладком покрытии образовалось отверстие, из которого моментально вылетела маленькая прозрачная капсула с миниатюрным сканером. - Алекс, подойди к заднему колесу и аккуратно, послойно, меняя мощность согласно правилам градации, просканируй это вещество. Я проведу анализ. Около 5 минут Алекс старательно выполнял указания Тима. Результат был получен через минуту. - Что ты видишь? - Алекс… Это определенно представляет угрозу. - Скажи подробнее, что это такое - биомасса, или техно-ловушка? - Это наномеханизмы, и они практически полностью заполнили собой этот участок склона, по проведенным мной расчетам, он может обвалиться через 35 минут! - Какова цель, Тим? В чем их функция? - Это остаточные явления погибшей цивилизации, вероятно –промышленные утилизаторы. Кажется, они – единственное, что осталось от признаков цивилизованной жизни на этой планете. - Что делать, Тим? Как избавиться от этих тварей? - У нас нет никаких методов, Алекс. Их может уничтожить только массивная химическая атака. Мне неизвестен их состав, и у нас нет реагентов. Во время высвобождения из массы есть шанс оставить ее позади, отдельные нанороботы могут быть уничтожены, если мы найдем подземный водоем с щелочным составом. - Как ты считаешь, они опасны для корпуса? - Нет, у нас установлен экран, не позволяющий нанороботам связываться с поверхностными мембранами. Однако при воздействии более суток есть риск запуска начального процесса разъедания внешних оболочек. На полное пробитие уйдет около недели. Шины могут быть потеряны еще раньше. - ТИМ, ОТДАВАЙ КОМАНДУ! ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ? - Немедленно возвращайся. Они не достигли уровня выше отметки колесной оси, и внутрь попасть не смогут. Трап будет приподнят над поверхностью. - Тим, что с обвалом? - Наш ровер выдержит. На это нам понадобится около суток. - Ты уверен? - Я машина, Алекс, и да, я абсолютно уверен в том, что нашему роверу не грозит разрушение от удара. Мелкие повреждения внутреннего оборудования, однако, возможны. - Сколько их, ты не в курсе? - Нет. - Это проблема... Раздался трескучий грохот, и обломок скалы стал дробиться прямо под ногами, раскалываясь с противным сыпучим треском; ровер начал запрокидываться назад, и вся земля в радиусе 200 метров начала превращаться в один огромный селевой поток. После декомпрессионного отсека Алекс кинулся к пульту. - Тим… Активируй… Защиту… - Защитный амортизатор остался в жилом отсеке. Ровер к такому не приспособлен. Пристегни ремень, кресло оборудовано гироскопическим мини-амортизатором, однако оборудование может быть повреждено. Грохот. Скрежет. Звуки слабых ударов по корпусу. Земля под ними превратилась в груду мелких обломков, и мощная сель медленно, но верно начала сносить их назад, в долину. - Высота падения? - Склон имеет высоту 200 метров, его угол вдоль траектории падения составляет от 30 до 40 градусов. Мы можем перевернуться, Алекс. Амортизация кресла активирована, ремни закреплены, скафандр – в защитной капсуле, запасы еды зафиксированы в контейнерах, имеющаяся вода также не будет утрачена, поскольку находится… Треск усилился, и ровер быстро покатился назад, беспорядочно подпрыгивая на разбитой поверхности. - Тим... ЧТО СЛУЧИЛОСЬ? ПОЧЕМУ ТАК БЫСТРО? ПОЛУЧАСА ЕЩЕ НЕ ПРОШЛО! - Кажется, я недооценил степень наполнения породы наноботами. Активирована защита. Основные коммуникации скрыты защитным кожухом, и пытаться ехать в данный момент мы не сможем. Лобовое стекло покрыто эластичным многослойным покрытием, пробить его может лишь острый обломок скалы размером от 47 сантиметров, подобных объектов в видимой зоне не обнаружено. Камни запрыгали по лобовому стеклу, мелкие обломки вперемешку с крупными огрызками некогда монолитной и прочной скалы рассыпались по корпусу, грохоча, как шрапнель. Наступила полная тьма. Включилось внутреннее освещение, и Тим невозмутимо продолжал анализировать ситуацию. - Критичных повреждений внутренней структуры нет. Царапины внешней обшивки не превышают опасного порога. Алекс, все под контролем. Кресло беспорядочно вихлялось в разные стороны в тускло освещенном пространстве, удерживая Алекса в строго горизонтальном положении. Ровер метался из одной стороны в другую; раздался мощный удар, и звук сыплющихся камней полностью заглушил голос Тима. Ровер перевернуло, и кресло перевело Алекса в обратное горизонтальное положение. Весь инвентарь был закреплен, и внешне салон почти никак не изменился. Все стихло. Повисла гробовая тишина… - Мы находимся на глубине в 5 метров. Имевшихся данных было недостаточно для расчета. Мы в перевернутом состоянии, Алекс. Тебе придется самостоятельно идти на разведку. - Как? Нанороботы проникнут в корпус, как мне выбраться? И как я без инструментария смогу вытащить ровер наружу? - Есть вероятность, что ровер застрял на половине пути. По моим расчетам, мы не достигли уровня долины. Чтобы выйти наружу, тебе придется воспользоваться системой вакуумного удаления отходов. Это дубляж системы биопереработки, запасная структура. Чтобы вернуться, придется извлечь ровер на поверхность. Специальный одноразовый выдвижной блокс щелочным душем позволит очистить скафандр от частиц наноструктуры. Для начала тебе придется выкопать ровер самостоятельно. От этого зависит наше выживание. Я знаю, что это – кошмар, но у нас нет выбора! Питания и системы удаления отходов в скафандре хватит на 3 дня; на работу в комфортном режиме тебе понадобится около 2-3 дней, однако ночью температуры будут критически низкими. Твой скафандр не приспособлен для такого перепада, поэтому тебе придется управиться за один день. До окончания работы возвращаться внутрь запрещено; нанороботы рассеялись, но их концентрация может быть критичной для нашей безопасности. На борту только два блока химической обработки, и использовать их нужно с умом. Алекс, прости. Я не смог проконтролировать все опасности. Я поставил под угрозу нашу полярную миссию. Алекс, я всегда буду рядом по радиосвязи. Я не оставлю тебя. Используя спектральный анализ, проведенный перед приземлением, я попытаюсь обнаружить запасы щелочи. У нас будет около 3 дней после освобождения, чтобы доехать до этой промежуточной цели. Конец написанного фрагмента.

Прахом осыпался город усталый - Зов тишины обрекает на сон. Блекнет колонный мундир обветшалый, Гаснет из прошлого меркнущий звон. Гордые буквы впечатались в пустошь, Думы цветущие сжались во тьме. Раж растерял тихо дремлющий сторож, Что нес лазурь на могучем крыле. Бал прошлой жизни отринут нещадно, В край миражей зазывают огни. Смерти глазницы впиваются жадно В образы некогда яркой земли. Шпили блистают, обманом играя В отсветах окон - вместилищ пустых, Прежде исполненных свежестью мая, Ныне - лишенных лучей золотых. Крыши купаются в зареве утра, С пеной прибоя теряя черты. Тают, кружась, искры из перламутра, Жмутся за край кружевные мосты. Светится храм в пустоте безответной Под кровом ночи, где тишь и покой. Выцвели буквы, что чистою строчкой Славы мгновенья хранили с собой.

Решил написать небольшой рассказ с легкими элементами хоррора. Темный проем арки манил душной неопределенностью и желанием скрыться от выматывающей, тоскливой серости очередного провинциального дня. Осторожные шаги вызвали легкий треск и перекаты цементной пыли под ногами; лес позади становился все менее четким, а разум всецело отдавался пристальному всматриванию во тьму и успокаивающие нотки заброшенной пустоты, свободной от ежедневной битвы за место под суровым индустриальным солнцем. Над головой зловеще покачивались мертвые остовы проржавевших ламп; последние искорки света оставили их десятки лет назад, но их скелеты все еще, скрипя, ненавязчиво напоминали о своем присутствии. Изредка проглядывавшие ветви елового леса разрывали тьму квадратами случайно мелькавших окон; я шел наугад, не понимая, куда я пытаюсь сбежать от ярости и обмана, тяжелой поступью размоловших надежды на поиск наивного счастья из детской пьесы о синей птице. Странный успокаивающий звук, смутно зудящий на краю моего сознания, стал отчетливее. Один из бывших холлов разорвало огромное зияние; яркие граффити стен вокруг вызывали смешанное чувство свободы и права на забвение. Откуда в заброшке эти странные, еле уловимые вибрации? Поежившись, я включил небольшой карманный фонарик, после чего плавно двинулся в нутро разрыва. Я оглянулся. Коридор был пуст и гулко отзывался эхом на любое быстрое движение. Маленькое прямоугольное окошко робко призывало выйти назад, в до боли знакомый провинциальный городок, но я, отмахнувшись от ностальгического тумана, продолжил уверенно продвигаться в манящую неизвестностью изнанку тьмы. Кажется, когда-то здесь была лестница. Последние пятна дневного света скрылись из глаз. Я осторожно высвечивал каждый метр густо усыпанного пылью пола. Тьма усилилась, как и странное ритмичное раскачивание чего-то неясного и смутно тревожащего. Ворота… Интересно, зачем они были нужны в здании гостиницы. Может, это был особый, закрытый санаторий? Граффити кончились, обнажив отслаивающиеся лоскуты некогда приятной салатовой покраски. Впереди поблескивали остатки рифленых латунных панелей; я решил, что настало время активного поиска. С жутким лязгом ворота позади меня захлопнулись, и маленький фонарик высветил огромные ржавые створы, перекрывшие надежду на возможность скорого возвращения. ЧТО ЭТО, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ТАКОЕ? Мечась между стенами зала, я пару раз споткнулся об остатки креплений для кресел. Отдышавшись, я, дрожа и кружась вокруг развороченных в щепы рамп, осмотрелся; в голове мелькали десятки мыслей, хаотично наваливающихся друг на друга; сквозь какофонию сбивчивых образов неожиданно проступило озарение – я волен делать что угодно, главное – не впадать в истерию; если бы меня хотели убить, вероятно, цель уже была бы достигнута. После осторожного прохода вдоль стен я медленно поднялся на сцену и тусклым фонариком разрезал сердце наполнявшей зал пустоты. Уснувший в вечности зал ожидаемо распадался. Остатки латунной обшивки с затейливыми треугольными узорами еще украшали балкон и часть высокого, полуосыпавшегося потолка. Кресла были беспорядочно развалены в прежде плотно упакованных рядах; их обивка побледнела и местами почти истлела. Среди кресел валялись обесцветившиеся листовки и газеты, остатки афиш и битые осколки креманок для мороженого. Я был совершенно один. В середине сцены я почувствовал, как угрожающее мне нечто притихло, словно выжидая момент для нового нападения. Припасенный в заднем кармане складной нож был наготове; я немного усилил мощность фонарика, но больше не смог выхватить ничего, кроме тусклого блеска рамок с выцветшими фотографиями незнакомых и, вероятно, давно умерших людей. Странное жужжание не отпускало мой разум. Стараясь не дышать слишком громко, я продвигался к заднему выходу со сцены; остатки реквизита, кажется, все еще пылились на стеллажах. Будто из ниоткуда на меня грохнулась нелепая клоунская маска; безобидная рожица из папье-маше, как бомба, разорвала мое спокойствие и хладнокровие в клочья; часто дыша, я прислонился к стене, стараясь не думать о том, что могу стать жертвой маньяка, развлекающегося убийствами в давно заброшенных руинах. Лихорадочно освещая лестницы, кулисы и стропы, я понял, что здесь нет совершенно никого – даже летучих мышей, крыс или случайно забравшихся в глубины тьмы лесных птиц. Я медленно нажал на потускневшую ручку заднего выхода; к моему удивлению, дверь легко поддалась. Перешагивая через обломки битого гипса и штукатурки, я с осторожностью продолжил свое продвижение во внутренности поглотившего меня исполина. Двери остались открытыми; никто не захлопывал их, как ворота позади меня. Я так и не смог понять, что или кто вызвало это обрушение; возможность присутствия маньяка или недоброжелателя постоянно заставляла меня судорожно оглядываться по сторонам при малейшем намеке на шорох или едва уловимое движение. Внезапно на потолке зажегся свет. Бледно-желтый, пугающе болезненный, будто выцветший, он напоминал сцену из полузаброшенного морга; я не был один. Кто-то или что-то приглашало меня посетить сердце давно оставленного бетонного великана; мои страхи и протесты не имели никакого смысла, и я снова начал судорожно читать молитву… Облетевшие зеленые стены, неясно как появившиеся угрюмые граффити с черепами и призывами к мести и тусклый, немного мерцающий свет будто вели меня прямиком к источнику тревожащего звона, становящегося все отчетливее и ритмичнее. Пол был усеян мелкими кусками штукатурки и цементной пылью. Гулкие шаги вызывали страх, но позади не было никого, кто мог бы причинить мне вред. Я уже не был уверен, что смогу вернуться домой. Я вновь начал читать молитву; кажется, это был единственный случай за всю мою жизнь, когда я отчаянно хотел поверить в Бога, ища защиты в этом забытом, отринутом жизнью месте. Я не знал, зачем я решился на это странное путешествие. Скорее всего, никто не узнает о том, что со мной случится; мое тело останется лежать здесь, и никто не найдет мои останки в гробу, засосавшем меня обещанием свободы от душной и непрекращающейся рутины бесцветной бессодержательности провинциальной жизни. Впереди показалась широкая откидная дверь. Сбоку виднелся очередной заброшенный холл, но на этот раз – без окон; тьма пожирала многочисленные ниши и проемы, ведшие в абсолютную, бесконечно глубокую пустоту; кроме жужжания и легкого треска лампы над головой, в зале не было ничего, что могло бы навести на мысль о том, что это всего лишь ловушка, подстроенная терпеливым и умеющим выжидать маньяком. Я был в сердце тьмы. Кажется, сбылся один из моих частых кошмаров; каждый неудачный шаг грозил обернуться провалом в бездонное болото забвения. Я нажал на откидную дверь. Она поддалась. Впереди маячил очередной тусклый источник света; я резко вошел вперед, и двери захлопнулись. Кажется, они больше не поддавались. Пути назад не было. Я осторожно сфокусировал зрение. Небольшой узкий луч света, мягкий экран… Фонарик больше был не нужен. В середине комнаты было беспорядочно свалено несколько кресел; экран источал спокойное, матовое сияние. Здесь крутили фильм. Кажется, чудовище приглашало меня к просмотру. Гипнотический звук сменился старой, чуть дребезжащей музыкой и заставкой потертой ленты давно умершего хроникера. В зале было ощутимо теплее; двери на другом конце были закрыты, и я, не вполне понимая, что происходит, послушно уселся в одно из кресел. Светлые рощи, счастливые лица. Весело и бойко идет стройка; кажется, скоро здесь вырастет новый город, и люди украсят прекрасный край могучими корпусами больниц и жилых башен. Играла бравурная, но приятная музыка; каждый человек из хроники был счастлив; работа спорилась, и могучие богатыри с красивыми, моложавыми чертами улыбчиво смотрели ввысь, кивая крановщику и принимая очередную партию плит и раствора. Рос и отстраивался город; зеленели березовые аллеи, и вырастали огромные корпуса новых фабрик и трубы электростанций. Коляски, шум, гул прошлого… Эти люди могли быть давно мертвы, но их светлые, лучащиеся счастьем лица настойчиво повторяли мотивы песен вечно молодых комсомольских строек и безграничной веры в собственную свободу. Случилось что-то странное, то, чего я не ожидал даже в недрах поглотившего меня монстра. Кажется, это был я; черты были чуть красивее, чем в реальности; острое лицо, живые глаза, энергичные движения. Я уверенно руководил стройкой; бульвар за бульваром, площадь за площадью вокруг старого города вырастали новые, воздушные, светлые и легкие кварталы с прекрасными, будто сотканными из неба, колоннами и парящими над водой пропилеями и садами набережных. Это был другой я; другой «я» умер, и его рождение уже никогда не могло состояться вновь. Этот я умер. Счастливые лица, светлые аллеи, чистые воды… Пугающим треском сменилось воодушевление, и темная масса ворвалась в разбитые в щепы двери. Кажется, она неслась прямиком ко мне; жуткие рваные раны изрешетили экран; прежде ритмичное звучание сменилось гулким скрипом и чуть сладковатым, тошнотворным запахом разлагающегося тела. Послышался резкий грохот и звон битого стекла; прожектор погас, и зал погрузился в абсолютную мглу. Выбив ногой противоположный проход, я помчался по коридору прочь. Гулкие всполохи отчаянно пытались настичь меня, но по неясной причине не могли разогнаться быстрее хода, на который было способно мое уставшее, вымотанное борьбой тело. Жужжание и звуки чего-то схлестывающегося и зовущего к смерти будто старались засосать меня своими черными, пустыми щупальцами небытия; чудовище показало фильм, чтобы сожрать, принеся мою несбывшуюся судьбу в жертву распаду и забвению. Я мчался, но, отчаянно выдыхаясь, не останавливал свой бег; мои легкие не справлялись, и нутро горело, но я не мог позволить себе угаснуть во тьме, в которой прежде искал утешения и покоя. Чудовище разбивало лампы и выколачивало двери, разламывало старые портреты и остатки витрин; звуки крошащегося бетона и битого стекла настигали меня, дыша прямо в затылок. Я с отчаянным криком свернул направо; в конце виднелись полоски тяжелого, свинцового неба и верхушки низкорослых елей. Быстрыми, будто летящими шагами я пронесся сквозь последние декаметры размолотого коридора, резким движением остановившись у самой кромки окна. Здание позади меня начало рушиться; треск сотен тонн бетона, арматуры, труб и пустых шахт слился в жалобный рев умирающего, яростного чудовища, не желающего выпускать меня из лап смерти. Край панели ухнул; я чудом зацепился за дерево. Ветвь обломилась, позволив мне быстро соскользнуть на землю; не чуя ног, я ломился сквозь хвойную чащу; ветки жестоко хлестали меня по лицу, но я, не оглядываясь ни на минуту, стремился навсегда оставить рушащуюся гробницу. Отчаянный рев окончился оглушительным, мощным треском. Громадная серая масса раскрошилась о землю, обнажив пустые соты, прежде годами укрытые нетронутой, густой тьмой; огромное облако пыли и мусора, казалось, закоптило тяжелое, серое, низко висящее небо, совершенно безразличное к развернувшейся под ним драме. Успокоение медленно очистило мою душу от отчаяния и бесконтрольного, истерического страха. Позади больше никого не было; чудовище, заманившее меня обещанием вечного покоя и сладкого небытия, исчезло. Небесный свинец соприкоснулся с серой гладью озера; устало плетясь вдоль песчаных отмелей, я обессилено рухнул на пляж, омытый холодными осенними водами. Словно возникнув из ниоткуда, ко мне приблизилась белоснежная лодка; возможно, это было очередным случайным приглашением. Послушно бухнувшись в салон, я позволил себе плыть по течению; пронесся прочь лес, в котором окончилась моя недавняя стычка со смертью, и скрылся город, отвергший меня и отобравший прекрасные образы из далекого прошлого. Светлое небо окрылилось лазурью, а серые воды заблистали закатным золотом теплого июньского вечера. Впереди показался сияющий золотой купол храма, отражавшийся в неспешном и широком потоке новой жизни.

Ярко блистало солнце – над городом раскинула крылья весна. Жизнь-художник набросала свежие пятна поверх старой, поблекшей картины – дома и бульвары пробуждались, чуть недовольно отряхиваясь от пыли и дремы. Мрачные темно-песочные улицы освежились нежно-розовыми бликами света; грустная, отчаявшаяся серость обернулась мягкими переливами желто-сиреневых бульварных этюдов. Гремя и позвякивая, по широкой площади чуть суетливо сновали трамваи; неторопливый поток то замирал, то оживлялся вновь, перемежаясь с толпой горожан, выглянувших на зов весеннего солнца. Свежесть наполняла тенистые липовые аллеи и раскидистые старые бульвары; дома, словно почтенные, поседевшие от забот свидетели минувших лет, тихо нежились в лучах разгоравшегося дня. Ясное небо осеняло очнувшихся от серой дремы горожан лазурными сводами храма весны и свободы; многоголосым эхом под куполом храма переплетались отзвуки ликующей и светлой песни жизни. Переливаясь и мерцая, город растворялся в далекой дымке за горизонтом; ряды улиц таяли в бликах весеннего дня, размываясь яркими радужными пятнами и растекаясь по тротуарам чистой, хрустальной капелью. Будто сквозь сон, бурлящую картину тронуло странное мерцание; отдалились звуки, и умолкали еще недавно столь ясно звучавшие голоса; дома словно развеялись в лучах солнца, а многоликие тротуары растекались в мелкие песчинки, наполненные тающим золотистым сиянием. Толпы, тая, продолжали свой ход, памятуя о том, куда и зачем они направляются – в кофейню ли, к бакалейщику, зубному мастеру или же в лавку со старинными часами и редкими хрустальными шкатулками. Погасли огни, и растворились в безмолвной тиши витрины; стих город, и растаяли далекие фронты проспектов и сени прохладных садов; то был мираж, а может, лишь полустертая память о былой жизни. Город ликующе мерцал сквозь течения барханов и песчаных пустошей, над гребнями которых в полном безмолвии жгло небо нестерпимо яркое солнце. Как гордая надежда, он продолжал жить сквозь безвозвратно ушедшие годы через миллионы историй давно забытых людей – сколь окрыляюще прекрасных, столь же и призрачных. Не то воспоминание, не то – чудный образ, не то – тайное видение; лишь красные пески неторопливо и лениво раскатывались по бескрайнему пустому полю. Ни блика вод, ни прохлады липовых садов, ни мороженщиков с многоцветными витринами и тенистыми зонтиками – лишь вечное и таинственное молчание места, сокрывшего в себе тайну прежде говорливой и многоголосой жизни, яркими красками украшавшей прекрасный весенний край.

Город, полный лжи всемерной И беспечных постовых, Умножает тайно злато От держателей самих. Силы темные могучи – Долгом освящен контроль; За сиянием бульваров Их не замечать изволь. Красотою-лицемеркой Мягко выстелен фасад. Смертью – грязной изуверкой Всех изгонит грозно в ад Город, что сияет чисто В ярко-синей вышине – Тех, кто смеет усомниться В благодушной тишине. Шпицы остро торжествуют, Трубно гимн поет страна – Силы тайные сокрыты, Благолепна белизна. Зажигает город звезды – Вечер страхом окаймлен. Каждый, кто отступит в вечность, Будет городом прощен. Он жесток и помнит долго Все небрежные слова. С придыханьем и чуть робко Имя его чтит молва.