Таблица лидеров

Отчего мы храним вещи, которыми не пользуемся? Из сентиментальности, усиливающейся с годами? Или из-за гложащей сознание мысли: "Выкинуть-то легко, а вдруг пригодится"? А может, просто необъяснимо жалко? Я думаю, что здесь множество причин, по крайней мере, у меня. Понимаю, что, например, толстая папка с материалами к так и не законченному учебнику, уже никому и никогда не понадобится, потому что, увы, «пришли иные времена». А рука не поднимается её выбросить, и такое чувство возникает, что понесу на мусорник кусок своей жизни. Огромный труд, который никому уже не нужен… Но несколько раз меня таки накрывало, когда, пересилив себя, я устраивал "погром", – и всегда было именно это чувство. Со временем проходило. Время странный лекарь – нередко оно избавляет и от сожаления. Старые вещи… У каждой из них своя история, и каждая могла бы о многом рассказать, если бы умела говорить. Одни храним в память о тех, кому они принадлежали, другие – в память о событиях своей жизни. Но часто эта память жива только в нашей голове. Нас не станет, – и для кого-то эта вещь будет всего лишь ничего не стоящим бесполезным хламом, место которому на свалке. У ценностей тоже бывает разная судьба. Мой знакомый продал старинное бриллиантовое кольцо своей бабушки, которой оно, в свою очередь, досталось по наследству, потому что ему не хватало на новую машину. Смеялся: «Нафиг мне то кольцо? Держать его мёртвым грузом? Жить надо сегодня, неизвестно, что с нами завтра будет». Может, он и прав. У каждого ведь своя правда. Уходят люди, а с ними уходят вещи – их овеществлённая память, которую они бережно хранили всю жизнь, отправляются на мусорник альбомы с фотографиями. В принципе, ничего удивительного: мало кого интересует чужая ушедшая жизнь – со своей бы разобраться. Но всё равно как-то грустно иногда становится. Ноябрь. Поздняя осень…

После этого мы с Игнацом Альбертовичем остались одни, и вдруг он меня спросил: — Задавались ли вы когда-нибудь мыслью о категориях понятия «дурак»? Тут он и прочитал мне лекцию, предупредив, что классификация принадлежит не ему, а почерпнута частью из любимых его немецко-еврейских авторов, частью из фольклора волынского гетто, где он родился. Дураки, например, бывают летние и зимние. Ты сидишь у себя в домике зимою, а на улице вьюга, все трещит и хлопает: кажется тебе, что кто-то постучался в дверь, но ты не уверен — может быть, просто ветер. Наконец, ты откликаешься: войдите. Кто-то вваливается в сени, весь закутанный, не разберешь — мужчина или женщина; фигура долго возится, развязывает башлык, выпутывается из валенок — и только тогда, в конце концов, ты узнаешь: перед тобою дурак. Это — зимний. Летний дурак зато впорхнет к тебе налегке, и ты сразу видишь, кто он такой. — Затем возможна и классификация по другому признаку: бывает дурак пассивный и активный; первый сидит себе в углу и не суется не в свои темы, и это часто даже тип очень уютный для сожительства, а также иногда удачливый в смысле карьеры; зато второй удручающе неудобен. https://grraen.livejournal.com/98543.html