Таблица лидеров

Ёлки, гирлянды, шары, тонны пороха, В Сантах-Морозах я словно дальтоник. Праздники душные гонят из города, Я покидаю чумной миллионник. Будто взрывным фейерверком напичканный, Пенится город весельем безмерным, Осталось его оградить лишь табличками: «Праздника нет», «Снова год будет скверным». Должен сказать вам: январь - не событие, Это не старт, и не финиш с наградами, Это всего-то лишь будней прикрытие, Мистификация, фарс с маскарадами. Повода нет так безумно приплясывать, Петь «Jingle Bells» и водить хороводы, Красную шубу шарфом опоясывать… Это не весело всё. Вы мне врёте. Хочу, коль надежда ещё не потеряна, Я заболеть январем, но по-честному. Так, чтоб без фальши, подмен, лицемерия, Приоритет - январю одноместному. Чтоб подошёл по размеру он в точности, Тон - под цвет глаз моих, крой – второй кожей, Длина - идеальная, швы - высшей прочности, Только чтоб не был я им обморожен. Хочется тихой зимы, без помпезности, Чтобы не думать о праздниках, ёлках, Санты с оленем притворной любезности, Скупке подарков на всех барахолках, Чтоб незнакомые люди не трогали, Не обнимали, крича «С новым годом!» Не донимали меня монологами, Водку давая загрызть бутербродом. Всё пусть идет побыстрей к завершению, Чтоб фейерверки глаза не слепили. Вряд ли тот праздник поможет сближению, Люди в хмелЕ меня не убедили. Один на один с январём бы остаться, В немом разговоре, с задумчивым вздохом, Виском бы к плечу его тихо прижаться, Не ожидая вопроса с подвохом: «Хочешь, исполню твоё сокровенное? Чтобы попробовать… как-то по-новому, Ведь одиночество может быть сменное. Шанс полюбить дам тебе непутёвому». Долго, наверно, моргнуть не решался, Я всё стоял и смотрел себе под ноги, Раньше вход в душу мою запрещался. Что вдруг со мной в эти дни новогодние? Чувства? Романтика? Дурь несуразная! Вольный мужчина имеет ген дерзости. Пару для жизни искать – блажь напрасная, Впрячься в ярмо любви - признак незрелости. Мысли не путались, ровненько строились, Выводы делались мной лаконичные, Я был доволен собой. Успокоились… Стихли на улице звуки столичные. На тысячи хлопьев вдруг мир разорвался, Январь вмиг исчез, закружившись позёмкой. И я в одиночестве вдруг оказался, И только следы чьи-то ровной каёмкой. Внутри что-то вспыхнуло, вмиг разлетелось, Придав дрожь невнятную в теле, хрип голосу. И… взявшись за руки, мне вдруг захотелось, С кем-то пройтись пешком по мегаполису. Съесть мандаринку и бахнуть хлопушкой, Снеговика сделать, ангела снежного, Чокнуться в тосте кофейною кружкой, В ответ попросить поцелуя в нос нежного. За незнакомцем след в след я отправился, В сердце почувствовав освобождение, От бесполезных сомнений избавился, Стало легко на душе. Совпадение? Вдруг появилась уверенность твёрдая, Может быть, пафос сейчас неуместный, Что новый знакомый (пусть мысль и затёртая), Он точно сломает мой мир одноместный! И пусть мегаполис стоит в длинных пробках, И пусть эти праздники мир оккупируют, Теперь не хочу жить в кавычках и скобках, Дни новогодние мне импонируют! Всё же не нужно себя нам насиловать, Каждый ведь личность, и это – причина: Не стоит с толпой общей жизнь имитировать, Полезно увидеть нам праздник без грима.

Я устал тогда от конкура. Просто была весна. Та самая её тревожная часть, когда лопаются почки и воздух насквозь пропитан желанием. Лошади не то чтобы дуреют- они уходят в изумрудную долину, где резвятся ,как свободные единороги. Приводить их в чувство лень и бесссовестно. Да и, по большей части, бесполезно, а так же мучительно. И для всадника ,и для лошади. Нужно было б переждать этот момент, но даже для любителей в это время бездарно составлялось расписание выступлений. А я не люблю насилие. Мне надо согласие. Поэтому я ушёл на выездку. Там мы и встретились с Ханом. Трёхлеток. Но слишком матёр для трёхлетка. От него отказывались даже на выездке. Самое моё. Числился орловцем, но даю голову на отсечение, текинец всё же подпортил ему и кровь, и характер. И внешне- слишком суховат круп, нервная спина, да и посадка головы- отойди подвинься. С ним только только начали серьёзно работать. Он давал результат...и тут же не давал. Этот неровный, вздорный характер и сделал из него отказника. Поладили мы не быстро, но поладили. Сначала мы дружно заводились. С пол- оборота. А потом я понял. Чем выше моя раздражительность, тем старательнее он её переплёвывает. И я успокоился.Разрешал перебеситься. Думал о весне, о девушках , о зеленеющей сизой дымкой вдали роще. Хан ступорил. Как так? Нет реакции, ну а тогда - смысл? Удивился, а потом зауважал. Ему пришлась по нраву моя выдержка. Работали мы играючи . С ним нельзя было по другому. Незаметно наши игры перешли в привычку и я получил отличного выездного. Немного с кривой башкой- но кто из нас не грешен? А потом появилась эта каурая бестия. Даже имя было созвучно- Бетси. Вот она то и была чистых орловских кровей. Красива- ни о чём не говорит. Идеальна по стати. Тонкое сочетание женственности и мощи. Редкое для кобыл такого класса сочетание.Из всего нашего жеребятника она выбрала моего дурачка. И он поплыл. Кто нибудь видел, как они кокетничают? Женщины- в очередь на обучение. Озабоченная своими рабочими моментами она вмиг преображалась при его появлении. Откуда что бралось-закидоны головой , кругали вокруг себя, стойки, как напоказ. И такие свечки по команде с косым зрачком- видал какая я? Но стоило только ему приблизиться, только чуть двинуться в её сторону- мёртвый и холодный лёд презрение даже я чуял спиной. Куда тебе ,полукровке! Как он страдал, мой мальчик. И как я жалел его, кто бы знал. Я старался переставлять часы тренировок, но , как назло, Бетси тоже переставляли нам вдогонку. После занятий мы выходили в загоны расхаживаться. И я почувствовал его нутром, когда Хан дёрнул уздечку. Я знал, что это пик. Что я не удержу его. И понимал ,что будет дальше. Что своей неширокой, но стальной грудью он ,порвав кожу, снесёт изгородь... Я понимал, потому что сделал бы это и сам...я понимал ...и отпустил. К ней. Ловкой ,убористой рысью он набрал бег за доли секунды. Я закрыл глаза. Но в хрустальном воздухе , звенящем апрельском воздухе в небеса рванулся дикий лошадиный стон...на полпути он встал ,как вкопанный! Застыл. Постоял минуту, в течении которой во мне молотом колотилось его сердце. Развернулся и пошёл ко мне. Он шёл и я явственно видел кровавый след на вытоптанной и пожухлой прошлогодней траве. Хан положил мне на плечо свою точёную текинскую головку и пока мы шли к деннику, я держал ладонь на его влажной щеке. Я знал, он больше никогда не заметит её...и вспоминал, вспоминал. Духмяный луговой полдень, покос...деда. " Ирма ,кликни меня от реки." Я никогда не раздумывал над его просьбами- мешало крайнее доверие и уважение. И кликнул. Он встрепенулся, спустился по тропе, но возле самого берега свернул в ивняк. Его долго не было и я пошёл за ним, до краёв переполненный какой то странной тревогой. Они стояли друг напротив друга . Дед и женщина. Нездешняя по одежде. Маленькая. Маленькая и...некрасивая. Злобно решил для себя я. Они не прикасались друг к другу. Но тот миллиметр пространства, который был между ними медленно раскалялся докрасна. И дед обернулся. Стыдно ,невыносимо стыдно для меня. И посмотрел за мою спину. Туда , где махало граблями косами всё наше огромное семейство. Повернулся и пошёл. Ко мне, но мимо меня. Подобрал брошенную по пути косу и с тихим и невыносимо больным стоном хряснул её черенок о колено. Я шёл за ним до самого нашего надела по чему то красному и скользкому. Или мне так казалось. " Аннушка!" Тихонько позвал он от тропинки и бабушка подошла. И тогда...тогда , как Хан он тихонько положил голову ей на плечо, хоть и не приняты были у нас публичные нежности. Воля, эта стальная воля - зачем она? Всё думаю и думаю я. Сохранить себя для других, отказаться от себя во имя... нет, нет...неправильно. Есть в ней странный и особый смысл. Власти над собой, недоступным никакому рабству.

Холода нет, тебе просто приснилось, Что сыплет за шиворот снега крупа, Что слякотью небо к ногам опустилось. Сегодня зима на морозы скупа. Декабрь неловкий, как юный мальчишка, Но хочет во взрослые игры играть, И в планах – с морозом-красавцем интрижка, Чтоб по-настоящему мощь показать: Сковать реки льдом, в поле вьюгой клубиться, Засыпать все улицы снегом до крыш И зацеловать людей докрасна в лица, Стать главным героем всех зимних афиш. Но ты не пугайся, тебя не достанет, Декабрь не сможет пробраться к нам в дом. На улице лишь он бесспорный хозяин, Пусть там устилает всё снежным ковром. У нас же - тепло и поленья в камине, Пижамы на нас и ковёр на полу. Декабрь за окном - как картина в витрине С изящным узором канвы по стеклу. Но ты не почувствуешь зимнего ветра, Колючих морозов и скользких дорог, Сейчас в доме пахнут корица и цедра, Готовлю тебе апельсиновый грог. Пускай не торопится вечер угаснуть, Нам есть что друг другу сказать, что спросить, Примерить раскованность, дикость и страстность, Поймать, задушить от любви, отпустить, Остыть, отдышаться, взорваться по новой, Увлечь, закружить, улететь в облака… Вернуться, рассыпаться пеной пуховой, Как мир пеленает снегами зима. А утром, когда ты неспешно проснешься, Зевнувши, потянешься, муркнешь как кот, В щеку поцелуешь и носом потрёшься, Я сдамся, делам и работе – бойкот! Ничто не заставит нас выйти из дома. Так хочется вместе весь день провести. Ведь как ни крути, но верна аксиома: Где дом, там и рай, тут есть я, и есть ты. За завтраком, греясь о чашку с какао, Ты вдруг удивишься: «Бело за окном! Прощай, серость неба! И слякоти – чао!» И не удержать мне тебя за столом. Какао с зефиром в сторонку отставишь, Усядешься на подоконник бочком И нос в стекло вдавишь, и ноги подтянешь, Руками коленки обнимешь замком. А там, за окном, от двери до забора, Нетронутым слоем сугробы лежат, И всё белоснежно, как в лавке фарфора, На ёлке как будто махровый халат. И небо - меланж изумрудного цвета, Как будто подсвеченный купол из льда, Воланами снег, как отрез креп-жоржета, Кусты можжевельника как веера. Чудно, ведь вчера ещё не было снега, Мы словно в другом засыпали краю, Где слякоть и тусклость. А после ночлега Очнулись в декабрьском белом раю. И мигом на улицу: варежки, шапку, Шнурки не завязывать, некогда нам, Прямо в толстовке, а куртку в охапку. Насморк? Простуда? Да ну их к чертям! Насколько глаз хватит, от края до края, Мир снегом застелен, как зимний алтарь. Стоишь в восхищеньи, дышать забывая, Ну как же прекрасен декабрь-бунтарь! Набрав воздух колкий, вдохнём полной грудью - Он терпким озоном нас ошеломит, Под кожей по венам сбежит жидкой ртутью, Ментоловой свежестью всё опалит. Стоим и молчим, лишь улыбки на лицах, Искринки в глазах, изгиб хитрый брови. Всего лишь снежинки у нас на ресницах, А словно признались друг другу в любви, Без слов и объятий, без клятв, поцелуев, Касаясь локтями, дыша в унисон, Как будто невидимый танец танцуем. Ведь именно нам снегопад посвящён! Вот так бы сто лет: только снег и ты рядом, Мурашки по коже, в хмелю голова. Ничто не подарит такого заряда, Как этот ментоловый вкус декабря.