Таблица лидеров

А мы всё пи&дим про отстой. Про то ,что за нами...Про "некст" и я гонююююю.....Она умеет. Может быть,лучше,чем я!

Ну, скажи хоть «да», я и «нет» приму, Ни молчанье, ни плач не разгонят тьму. Лучше тем, кто верит в "нездешний свет", Им безмолвие -- тоже, считай, ответ. И осталось одно теперь, – хоть убей! – Слушать страстное гульканье голубей, Что сюда, к оградке слетелись… На кой? Им ведь точно "до лампочки" вечный покой. Через год, когда осядет земля, Надо памятник ставить… Скорее для Неспокойной совести и молвы, И чтоб меньше сорной было травы…

ЦІЛУНОК З-за обрію нагнало вітром хмар Легких і невагомих, мов пір’їнки. А ось малюнок склався із примар: Цілуються у висі дві хмаринки. Легенько доторкнулися крайком, Куштують смак, заплющуючи очі, Щасливі в забутті своїм цілком. Тримтять, чекають сутінок і ночі, Щоб зникнути під темряви плащем, Кохатись непомітно наодинці, Завагітніти грозовим дощем І виплакати душі по краплинці. Але ніхто їх не благословив, На небі не знайшлось для них куточка. Від ревнощів лиш вітер скаженів І розривав цілунок на шматочки. Перевод-подстрочник (хотя хотелось бы в рифму): Поцелуй. Из-за горизонта нагнало ветром облаков, Легких и невесомых, как перышки. А вот рисунок сложился из призраков: Целуются в вышине две тучки. Легонько коснулись краешком, Пробуют вкус, закрывая глаза, Счастливые в забвении своем целиком. Дрожат, ждут сумерек и ночи, Чтобы исчезнуть под темноты плащом, Наслаждаться незаметно наедине, Забеременеть грозовым дождем И выплакать души по капельке. Но никто их не благословил, На небе не нашлось для них уголка, От ревности лишь ветер бесился И разрывал поцелуй на кусочки. КОЛИСКОВА (за замовленням) Хочеш посміхнутись веселково Перш, ніж спати, - риму відшукаю І тобі вечірню колискову Біля ліжка тихо заспіваю. Щоб почув про те, як тебе люблю, Напівсили цінувать не вмію, - Обійму і ніжно приголублю, Захищу і ковдрою укрию. Мрії полетять Чумацьким Шляхом Й неодмінно сповняться, я знаю. Вранці в стіни я заб’ю всі цвяхи І води з криниці натаскаю. Збудуться бажання нездійсненні, Я з тобою поруч засинаю. Як же добре, що ти є у мене, Як же сильно я тебе кохаю. Колыбельная (по заявке). Хочешь улыбнуться радужно Прежде, чем спать, - рифму отыщу И тебе вечернюю колыбельную У постели тихо спою. Чтобы услышал о том, как тебя люблю, Вполсилы ценить не умею, - Обниму и нежно приласкаю, Защищу и одеялом укрою. Мечты полетят Млечным Путем И непременно исполнятся, я знаю. Утром в стены я забью все гвозди И воды из колодца натаскаю. Сбудутся желания невыполнимые, Я с тобой рядом засыпаю. Как же хорошо, что ты есть у меня, Как же сильно я тебя люблю.

Приводи своего Аладдина,Мы вместе потрем его лампуИ вызовем древнего Джина,В угоду расхожему штампу.Проникнем в пещеры влажные, Наполненные дарами, И скажем слова важные, Поспорив в Али Бабами. С Симбадом будем странствовать, По всем океанам неистовым, Что будут над нами властвовать, На том пути извилистом.

Здравствуйте! Был в долгом творческом отпуске ввиду всяких переездов и прочая-прочая, поэтому ничего нового пока не написал. Решил выложить старенький сатирический стишок ещё из тех времён, когда увлекался политикой. Услышь, чиновник, Глас народа! Покуда власть еще с тобой! Пусть ты невольник, Но свобода Потянет быстро за собой! И ты поймешь И ты узнаешь, Как хорошо свободным быть! А вдруг возьмешь Да осознаешь Как нужно Родину любить?

...стучит и стучит...и ложечка уныло дребезжит в стакане. Надо бы слезть со своей верхней и , аккуратно вытерев салфеткой, положить на столик. Действие рождает противодействие и ,вместо этого, ты отдаёшь себя бегущем за окном фонарям. Спать? Нет. Тебе невероятно тепло и уютно на контрасте с хлипкой, прерывистый метелью за окном. И состояние грани между явью и сном невероятно дорого и мило тебе. Как между вдохом и выдохом. Равновесие. Короткое равновесие между до и после. И стоило приехать на вокзал, растерзанному. Почти убитому. С громадной, свистящей сквозняками дыркой внутри. Нажать влажным и скользящим пальцем кнопку авторасписанья. Наугад. Чтоб за самый краешек...Лабытанги? Палец сорвался со щелчком, чем то похожим на выстрел ...и вот это смешное...Лабытанги. Где, зачем? Без разницы. Паспорт- билет - паспорт. Чистое, хрустящее бельё...чужая забота. А ты ещё помнишь жёлтое месиво , кидаемое проводницей чуть не в лицо. Помнишь- помнишь. И цепляешься сознанием за это лучшее...за всё- лучшее.Человече, излечи себя сам. Уход, отъезд вникуда, вникуда...как побег в детстве в Никарагуа. Почему Никарагуа? А чёрт его знает! Разве ты знал, собирая в дедушкин рюкзак рыболовные крючки, лески, половинку черняшки...и кого ты там собирался ловить? На обычный, русский хлеб. Теперь же фонари, фонари ...и приглаженный, аккуратный мальчик с тихими глазами по соседству. Такой же чистый до хруста, как твой заботный пододеяльник. " А Вы куда?" " Не знаю." И что - то очень родное в отсутствии ожидаемого удивления. Что то своё. Близкое. Пару сотен проводнице, чтобы курить на остановках. Давно забытый аромат сигаретного дыма в смеси с морозным воздухом ,в лицо, в лицо от продрогшего ветра. И расспросы и рассказы пожилой, но ещё такой юной в метельных отблесках женщины. "Да-нет". И опять ласковая приятность от того, что ей не надо сочувствия в её долгих сплетениях событий и лиц- какая жизнь! Какой расклад! " Поезда вожу, а могла бы..." И будущность, как не случившаяся кара. И дорога в подарок. Вечная дорога. От себя- к себе. Колыбель верхней полки. Таинственный ночник и всё угомонилось ,кроме ложечки и колёс, которым положено... И тоненький всхлип внизу , в перекликающийся светом с фонарями телефон. " Так невозможно, невозможно..." Подушку на ухо, нельзя это слушать не надо, но обрывки фраз не ушами, нет, чем то другим, что уже едва саднит внутри, как нечаянно сбитая коленка. Зарастает. Если бы...если бы не тот, на том конце чужого...телефона, жизни и ,скорее всего ,любви. Я чувствую его , его, невидимого в обрывках фраз и дрожи голоса...который здесь рядом..." невозможно, невозможно...нас не поймут...лучше уеду...никому ты этого не объяснишь". И моя боль плодится и множится, как у того, от которого отрекаются сейчас, внизу,на нижней полке. Слетаю вниз , швыряю ложку в стену. " Пойдём курить!" " Нет, я не..." Но мне сейчас трудно отказать ,такому. Невозможно мне сейчас такому- отказать. И снова холодный тамбур. Нет остановки. Не- ту! Да и не нужно. Сейчас не нужно. Просто-напросто одни. И я- тот. Тот самый , на том конце "провода. "С той же мерой отчаяния и боли. Я говорю, ору, плачу...мне можно! Ему...ему было нельзя! А мне можно всё! Ору...про счастье. Шепчу...про любовь. Пою...пою ...про возможность невозможного. Как пел бы тот, кому не дали даже успеть... Бледные и , я уверен, холодные руки, тонкие, почти мальчишеские, трясутся, когда в спортивную сумку...как попало, ничего не значащие вещи. Я отпускают его в метель. Назад. На первом же тёмном полустанке. Отпускаю к тому, который только недавно, вот здесь, вот на этом же месте был мной. Отпускаю на счастье, как бывало птичек весной, но метель, метель...и значит- всё будет. Отпускают, чтоб на платформе Лабытанги, на выверенный и твёрдый голос из моего уже прошлого кинуть небрежное " никогда". Два месяца поварёнком и плотником в странной шабашеской бригаде. Два месяца смолы на срубах. И ночных костров. С гитарой- калекой, перебинтованной изолентой. И ..." я пытааался уйти от любви" -согласным со всем этим звёздам. И поезда, поезда- подсвеченными изнутри гусеницами. Прямо и ровно по линии горизонта. Чтоб однажды получился обратный.

В твоих мыслях нет меня. Есть другие – помоложе. Этот факт сильней огня Мою душу жжет и гложет. Вспомни шорох слов в ночи! Вспомни страсти дрожь по телу!! Неужель, как в той печи, Все остыло, отгорело?!!! Ты красивеньким не верь! И не верь улыбкам лести! …Я прошу – открой мне дверь, Чтобы жить До смерти Вместе.

ОХОТА. Бывает разной. Я знаю об охоте всё. Даже гончую на лису могу подобрать на слух. По едва заметному сколу в голосе, похожему на визгливое лисичье тявканье. И ненавижу. Как всякий неравный поединок.Гималайский мишка, внешне- идеальная машина для убийств, бессилен перед накопленной веками изощрённой человечьей жестокостью.Мне нужен противник сильнее, способный обратить меня к моей генетической вековой мудрости. И открыть во мне другой взгляд, как то.. Как-то я повела на охоту дядечку. Он был очень нужен нашей фирме. И почему то решил, что он-охотник. Меня отрядили к нему в инструкторы. Шли на течную лису. При определённой удаче в такую охоту можно за раз настрелять целую шубу. Выходишь под ветер на лисичью свадьбу и гонишь обочиной, пока не отшибёшь последнего кавалера. А потом уходишь в засад и ждёшь. Мальчики вернуться. Их позовёт кровь. Извечный зов, самый мощный инстинкт- продолженье Рода, Вечности, Смысла будет подстёгивать их, заставляя бежать сквозь непроглядную чащу, болото, буерак к той, для каждого-единственной! И вот тут-то их, слепых от страсти, очень легко перестрелять. Нулёвкой прямо в лоб, не попортив шкуры. На этой охоте что-то пошло не так. Я уже загнала лисицу от последнего влюблённого мальчишки и вела её ровно и неспеша, чтобы она успевала оставлять на снегу свои сигналы- оборот хвоста в виде улитки и посреди него алая капелка, похожая на увядшую рябинку. И тут лиса, на каком то непонятном мне нерве, сбила след и нырнула под огромную ель, широкие лапы которой вмёрзли в наст и оттуда, ровной свечой взвившись в воздух упала мне прямо под ноги. Сияющий, избура-красный, дерзкий костёр зажёгся у меня под ногами на волглом, зернистом мартовском снегу. Вставший дыбом остевой брызнул искрами во все стороны. Изнутри всего этого великолепия тающим углем закатился мне в сердце отчаянный лисий взгляд. Она была необыкновенно хороша! Этой своей первой весной, только-только осознавшая свою сказочную власть и своё же сладкое рабство инстинкта. За две подаренных нам секунды я явственно увидел её лето- с изумрудной травой, ленивой полуденной жарой и двумя солнечными комочками, копошащимися у её лап.И в её отчаянном взгляде почуял другой- нежный и спокойный, счастливый исполненным. С диким, животным восторгом я разрядила в воздух и со всей мочи заулюлюкала вслед вздрогнувшему в прыжке лисьему хвосту! А потом напоила жаждущего крови дядьку до умопомраченья, до невозможности отличить суточную шкурку от годичной. Это...это твоя охота. Я вижу, как ты запускаешь свои мраморные пальцы в волосы, чтобы поправить...нет, нет, наоборот-растрепать, чтоб я знала, как соблазнительно они нарисуют арабески на моей подушке. Я вижу, как ты нарочно роняешь карандаш у моего стола и нагибаешься за ним с такой гибкой силой, что я невольно, в мыслях переношу это движенье в полумрак спальни...Я знаю, точно знаю, что надо сделать, чтобы ты после вскользь поцеловала меня на заднем сиденьи, уже равнодушно-уверенная в однозначном исходе поединка..и да,да, непременная ножка из тёплого салона на холод, чтоб было удобно подтянуть чулок. И я палю в воздух, так же восторженно, как тогда с лисой! Потому что никогда, слышишь никогда не уведу тебя за флажки! Там ждёт меня другой, мой зверёк! И только с ним у меня скоро наступит то самое, лисье лето! -Ну что же мне сделать для тебя!-нечаянно переходишь на "ты", уже не зная, как ещё приблизиться. - Почитайте ка мне что-нибудь поэтическое - нет, я даже не улыбнусь, мне действительно хочется. Только этого. Рыжий мой, отчаянный зверёк Как же ты сюда из этой дали? Больше не понять тебе пока, Ибо здесь от слов не будет толку. Можно только кисточкой по шёлку, Можно только птицей в облака...

Холст 35*50 , акрил