Александр Галич: "Стыдно, чтобы проблема достать штаны занимала ум в течение долгих месяцев"

[Алан Тьюринг 737]

Беседа поэта Александра Галича (1918-1977) с Германом Ахминовым приводится по изданию: Галич: Новые ст. и материалы / Сост. А.Е. Крылов. — Вып. 3. — М.: Булат, 2009. 

Интервью радиостанции «Немецкая волна» (г. Кёльн)
25 октября 1974 года

— Александр Аркадьевич, вы уже четыре месяца находитесь на Западе. Вы побывали в ряде стран. Могли бы вы рассказать о том, что вы пережили за эти четыре месяца и какие у вас впечатления сложились от пребывания в той или иной стране в том или ином городе?

— У меня впечатлений столько, что о них рассказать во время короткой передачи будет, конечно, очень трудно. Впечатления колоссальные, впечатления необыкновенные, впечатления... разные. Одни окрашены в иронические и в комедийные тона, другие окрашены в тона более серьёзные. Пожалуй, всё-таки одни из наиболее поразительных впечатлений, которые сейчас у меня, это впечатления от встречи с русскими людьми, живущими на Западе. Я говорил о том, что я встречаю много людей, которые мне кажутся знакомыми. Но это было просто такое внешнее сходство. А вот сейчас я уже больше встречал русских людей, живущих на Западе, и меня поразило то, как по-прежнему болеют они за судьбы своей родины.

Впечатление такое, что вот все они (люди, попавшие на Запад) ушли в свою скорлупу и занимаются своими мелкими частными делами, — это ощущение ложное. Всё-таки их всех объединяет необыкновенная любовь к своей родине, необыкновенная боль за неё. И боль эта здесь, как ни странно, не утихает, а наоборот, становится ещё заметнее и ещё острее. Потому что только здесь, в странах демократии, ты понимаешь, как о б в о р о в а н , в какую нищету д у х о в н у ю приведён советский народ, лишённый элементарных человеческих свобод, лишённый элементарной возможности говорить то, что он думает, делать то, что он думает, и иметь право высказывать это; как обкрадены люди в смысле даже своего элементарного человеческого быта.

А ведь мы с вами, дорогие мои друзья, ведь мы живём в очень богатой, в очень большой стране, имеющей такие необыкновенные возможности, такой необыкновенный потенциал — и духовных сил, и просто чисто элементарных материальных богатств, которые могли бы быть обращены на пользу людям, — в то время, как в основном (мы видим это) они обращены на строительство огромной военной машины. И вот это чувство горечи, чувство боли за родную землю и за вас — людей, которые лишены этого... Многие из вас даже просто не знают, чего они лишены, как не знает слепой радостей цвета, света и прочего.

— Что вы имеете конкретно в виду, когда вы говорите, что советский народ л и ш ё н многого?

— Ну, я уже сказал: он лишён прежде всего понятия элементарных свобод, понятия личной безопасности и понятия личных возможностей высказывать свободно своё мнение, участвовать в обсуждении государственных вопросов. Ведь всё это фикция — все так называемые Верховные Советы и сессии Верховного Совета, на которых заранее уже решённое выдаётся якобы для обсуждения, и люди заранее согласны со всем, что им скажут. Вот это. И кроме того, если уж говорить просто по чисто бытовому: партия и правительство, как известно, всё время кричат, что основная их ежедневная забота, каждодневная забота партии — это о благе народа. Так в чём же оно проявляется? Вот я смотрю на э т о т мир, где людьми придумано всё для того, чтобы облегчить человеческую жизнь, для того, чтобы человек не имел проблем — бытовых, элементарных проблем. Чтобы он был освобождён от них, чтобы женщина была от них освобождена. Ведь вспомнить о том, какой страшной жизнью живут наши советские женщины, вынужденные часами выстаивать в очередях, бегать по магазинам в поисках того или другого необходимого!..

И поймите, это не тот классический промтоварный шок, который наступает у наших туристов, когда они видят заваленные всяким добром магазины. Речь идёт о другом: просто стыдно уже в двадцатом веке в могучей великой стране, считающейся второй (и даже первой, как они себя считают) великой державой, чтобы проблема достать штаны занимала человеческий ум в течение, понимаете, иногда долгих месяцев. Это позорно!

— В каких странах вы уже побывали, и какие у вас сложились впечатления от отдельных городов?

— Я побывал уже во многих странах. Я побывал в очень красивой стране Швейцарии; я побывал в Бельгии, где необыкновенно красива Фландрия: Брюгге, Кент (Гент, как они произносят), Антверпен, Остенде. Я побывал в Германии во многих городах: в Мюнхене, во Франкфурте, в Штутгарте, в окрестностях этих городов. А теперь я в Париже. И конечно, пожалуй, наиболее серьёзное впечатление в смысле культуры, в смысле интеллектуального, что ли, уровня производит Германия. Мне довелось побывать на Франкфуртской книжной выставке, — это действительно удивительное впечатление от этого огромного, мощного потока информации — интеллектуальной, художественной, эстетической информации. Ну и, конечно, — Париж, который мил уже издавна сердцу всякого русского человека.

— Если я правильно понял вас, никаких проблем с вашем общением с русской эмиграцией не возникло. То есть, говорить о том, что это были два мира (ведь уже существует четыре русских эмиграции), — вам кажется, что это было бы не правильно...

— Нет, я думаю, что это было бы совсем не правильно. И если, понимаете, во всяких анекдотических сочинениях пишется о, так сказать, и с к о п а е м ы х первой русской эмиграции, то ведь таких «ископаемых» существует множество в любых слоях населения и не эммигрировавшего из пределов Советского Союза. Наоборот, у меня впечатление чрезвычайно отрадное вот в каком отношении. Благодаря отсутствию информации, благодаря тому, что мы жили такой изолированной жизнью от Запада, нам казалось, что первая эмиграция, которая так же, как и мы, сказала себе и выбрала, что ли, девизом своим, что «мы не в изгнании, а мы в послании» (это строчки из стихов Зинаиды Гиппиус), — что первая эмиграция этого з а д а н и я , что ли, этой м и с с и и , возложенной на себя, не выполнила.

Но это было ложным впечатлением — просто мы так думали, потому что мы не знали того, что творилось, того, что было создано, накоплено. И вот сегодня, когда к нам на родину возвращаются Бердяев, Булгаков, Федотов, когда мы узнаём книги Ходасевича, Зайцева, Шмелёва, — мы понимаем, что ничего подобного, что эмиграция эта выполнила своё задание, что она сохранила русскую культуру и п р о д о л ж а л а её; что всё равно войдёт в Золотой фонд русской культуры всё то, что было сделано людьми, жившими здесь, на Западе, в первой эмиграции. Просто мы, повторяю, н е з н а л и об этом.

И здесь, когда я открываю книги, когда я встречаюсь с людьми, представителями той — первой — эмиграции, я понимаю, что мы через десятилетия протягиваем друг другу руки. Потому что русская культура не умирала — она продолжалась, и она передана нам, представителям... ну, я не знаю, третьей или четвёртой эмиграции, — как хотите это называйте. Она передана нам, и далеко не в плачевном состоянии, — она передана нам в состоянии боевом, которое следует бережно взять на вооружение и постараться продолжать и пронести дальше.

— Какой опыт вы накопили в общении с н е русскими, то есть с населением соответствующих стран?

— Здесь вопросы, конечно, сложнее. Потому что, как сказано в Евангелии, «имеющий уши да слышит», но, как выяснилось, иметь уши ещё недостаточно — ещё надо х о т е т ь слушать. Вот, к сожалению, настроение целого ряда представителей интеллигенции (особенно) таково, что они не очень хотят слушать. Они не очень хотят прислушиваться к нашему опыту, к тому, что мы принесли. Хотя они... Я полагаю, что сегодня, когда представители этой третьей — или опять же четвёртой — эмиграции всё увеличиваются и увеличиваются не только в числе, не только в количестве, но и в качестве, потому что едут люди профессиональные: крупные писатели, крупные музыканты, крупные актёры, крупные литераторы и литературоведы... (Вот только что прибыл в Париж Ефим Григорьевич Эткинд, один из наших лучших знатоков зарубежной литературы, один из крупнейших знатоков поэзии, мастер поэзии.) Понимаете, всё-таки вот хотя бы имена, хотя бы доверие к этим именам должны заставить прислушаться людей на Западе и отнестись с доверием к нашему опыту, к тому, что мы говорим. Хотя, повторяю, это не так-то уж просто — слишком велико желание... детское желание закрывать глаза и считать, что если ты спрятался и накрыл голову подушкой, то, значит, и других не существует на Земле, и ты ничего не видишь, ты ничего не слышишь.

[Святослав 924]

Заседание клуба антисоветчиков объявляется открытым!

[Кир Aquarius 6 867]

14 минут назад, Алан Тьюринг сказал:

необыкновенный потенциал — и духовных сил, и просто чисто элементарных материальных богатств, которые могли бы быть обращены на пользу людям, — в то время, как в основном (мы видим это) они обращены на строительство огромной военной машины.

 

все так называемые Верховные Советы и сессии Верховного Совета, на которых заранее уже решённое выдаётся якобы для обсуждения, и люди заранее согласны со всем, что им скажут.

С тех пор ничего не изменилось...)

Цитата

на родину возвращаются Бердяев

Этот мог бы и не возвращаться.

[ElijahCrow 2 737]

9 часов назад, Кир Aquarius сказал:

С тех пор ничего не изменилось...)

Ну объективно - изменилось.