Феминизм Александра Герцена

[Dante 10 331]

Александр Иванович Герцен придумал не только русский социализм, он придумал еще и русский феминизм. И первый феминизм в России стал результатом, конечно, не кабинетных штудий под теплой лампой, а он родился из семейной драмы, его выстрадали и выплакали в 40-е годы XIX века два человека — муж и жена Герцены. Но обо всем по порядку.

У Александра Герцена была двоюродная сестра Наталья Захарьина, Натали, младше его на пять лет. Как и Герцен, она была незаконнорожденной, воспитывалась в доме у тетки, много читала, много болела, была какой-то забитой и тихой. В общем, была одинокой девочкой печального образа. Натали и Александр по-настоящему сдружились во время его тюремного заключения и первой ссылки. Герцену тогда было двадцать два года, ей — семнадцать. Они стали писать друг другу длинные письма и почувствовали, что между ними возникла особая связь, духовное родство. Со временем их переписка становилась все теплее и экзальтированнее. В конце концов они поняли, что полюбили друг друга, и Герцен решился на романтический поступок: он тайно отправился в Москву, выкрал Натали, привез во Владимир, где отбывал ссылку, и они обвенчались.

Казалось бы, все произошло красиво, как в романах, но, к несчастью, семейная жизнь Герценых как-то сразу не заладилась.

Дело в том, что их досвадебная переписка, огромная по объему, была полна специфических религиозных мотивов, христианизированного романтизма. Любовь, о которой они много говорили в письмах, понималась ими как «любовь небесная», некая высшая сущность, в сравнении с которой все земное не имеет значения. И вот началась реальная, вполне земная жизнь двух простых людей, которую теперь надо было соотносить со всем тем, что они друг другу писали. И оказалось вдруг, что в небесную любовь Натали верила сильнее, чем ее супруг. Тотальная, всепоглощающая любовь, с ее точки зрения, должна была оставаться не только в письмах, но продолжиться в браке, в быту. А Александру была нужна не только любовь, но и деятельность. Деятельность и небесная любовь — это ключевые слова для всей истории.

Чтобы правильно понять истоки трагедии, нужно вспомнить, что Герцен с юных лет воспринимал себя как историческую фигуру, носителя великой миссии. С четырнадцати лет, после казни декабристов, он говорил, что его предназначение — это борьба с рабством и тиранией. Но если так, нужно что-то делать в этом отношении. А что по факту? По факту следующее: из тюрьмы вышел вчерашний студент, который ничего еще не сделал, но уже оторван от московской интеллектуальной среды и насильно посажен работать в канцеляриях каких-то мелких провинциальных чиновников — где-то в Вятке, во Владимире. Бумажки перекладывает. Каждый день. А время уходит. Он переписывается со своей любимой девушкой, прекрасно, литературно. Но время уходит. Он крадет ее, как в поэме Шиллера. Возвышенно, никто не спорит. Но время уходит. Свадьба, медовый месяц, счастье, гармония… Только — время уходит! Хочется сказать: «Сколько можно говорить о любви? Пора работать!» И вот после года семейной жизни Герцена начинает больше занимать литературное творчество, политика, философия, социальная жизнь — деятельность. А у Натальи, сделавшей «любовь» центром своей жизни, кроме любви никакой деятельности и не было. Философию и политику она стала воспринимать как соперниц, страдала от ревности. Ощущала себя брошенной.

Представьте картину: Герцен встает пораньше, чтобы успеть поработать утром, потом идет в канцелярию, возвращается, пытается урвать время вечером, чтобы пописать, сидит за столом, оборачивается — а тут стоит Натали и плачет. «Что с тобой?» — спрашивает Герцен. «Я тебе не нужна, — отвечает она. — И лучше мне умереть. Ты погорюешь, а потом найдешь для себя более активную девушку, с которой тебе будет хорошо». (Я почти дословно привожу их диалог из дневника Герцена.)

Напряжение между Александром и Натальей переросло в кризис в Новгороде, куда Герцена отправили во вторую ссылку. Там его тоска по свободной деятельности усилилась, и Натали приняла это на свой счет: если ее любви недостаточно, чтобы спасти мужа от тоски, значит, любовь умерла. Герцен пытался как-то преодолеть их несовпадение в восприятии мира, стремился и для Натальи придумать деятельность. Он хотел, чтобы его жена стала хозяйкой салона вроде Елагиной, «центром ученого кружка». Натали была очень умна и начитанна, но она привыкла жить в уединении и боялась общества. Надо представить себе детство Натали, чтобы понять, насколько утопичной была эта задумка. Эта незаконнорожденная девочка росла в изоляции, двадцать лет человека прятали от людей, а на двадцать первом году предлагают возглавить общество. Она отказалась, сказав, что «не променяет свою тихую семейную жизнь на суетные визиты».

Но все-таки кризис, произошедший с Натальей, нельзя свести только к переживаниям о любви. За несколько лет она пережила смерть троих новорожденных детей, которая способствовала пересмотру взглядов на жизнь. Потихоньку она переставала боготворить мужа, который оказался бессилен перед лицом смерти. Натали месяцами была больна, в депрессии. А тут еще Герцен изменил ей с горничной и сразу исповедовался жене. Если до этого Натали страдала от потери первоначального единения с мужем, то измена подорвала все основы ее маленького мира. Семейные сцены продолжались с перерывами на протяжении года. Однако постепенно кризис стал сходить на нет. Наталья в конце 1843 года родила здорового сына, а через год — дочь, и по внешним признакам гармония в семье была восстановлена.

Но восстановлена уже на новых теоретических основаниях. После долгих раздумий Герцен понял, что источником их семейных неурядиц явилось отнюдь не иссякание «небесной любви» и даже не разница характеров, но общая неудовлетворенность жизнью Натальи. По мысли Герцена, Наталья тоже была рождена для великих свершений, для «деятельности», но в современном ей русском обществе она не имела никаких перспектив деятельности, ведь женщина первой половины XIX века могла быть только женой, матерью и практически никем иным. И эта неудовлетворенность Натальи обернулась гипертрофированной потребностью в любви, от которой страдал Герцен. То есть всему виной традиционное общество, которое делает женщин заложницами семьи.

Так, опираясь на французских социалистов (настоящие идеи эмансипации пришли к нам из Франции в начале 1840-х годов), Герцен придумал для себя и своей жены первый русский феминизм. В дневнике за 1842–1843 годы он очертил его контуры:

— в будущую эпоху нет брака, жена освободится от рабства;

— в будущую эпоху нас ждет свободное отношение полов и публичное воспитание детей;

— в будущую эпоху не полиция и общественное мнение, а совесть будет определять подробности отношений;

— в новом обществе женщина с помощью образования нравственно укрепится и не будет больше односторонне привязана к семье;

— и, главное, в новом обществе женщина на равных будет вовлечена в общественные дела.

К «легкомысленному» французскому феминизму Герцен прибавил русской серьезности. Французы тогда проповедовали «реабилитацию плоти» (о ней говорил сенсимонист Анфантен, призывавший отбросить старую семейную буржуазную мораль и вспомнить о теле) и «реабилитацию сердца» (к которой призывала Жорж Санд, говоря, что любовь — это священное чувство, которое не может быть ограничено узами брака). На фоне этого Герцен предлагал, по сути, «реабилитацию деятельности». Он писал, что любовь — это лишь один момент, а не вся жизнь человека. То есть, помимо маленькой, частной жизни, есть большая, общественная. И «зрелый» человек призван, прежде всего, для «мира общих интересов, художественной и научной жизни». И женщин это касается прежде всего. Им нужно освобождаться не только от деспотизма мужчин, считал Герцен, не только от деспотизма традиций и гендерных ролей, но прежде всего от «деспотизма чувств» — освободиться и заняться делом.

Герцен все это придумал и решил внедрить в голову Натали, изменить ее идентичность. Он пропагандировал жене Жорж Санд, у которой, помимо «любви», были рецепты социального переустройства мира. И внедрял новую, феминистскую модель брака, основанную на равенстве.

Герцен намекал, что нужно побыстрее забыть всю эту подростковую небесную любовь с романтической символикой, понять, что муж не Бог, а жена не ангел. Они равные партнеры, которые должны вместе работать и быть счастливыми, делая большое общественное дело. И Наталья согласилась принять новую идентичность. «Я женщина без иллюзий! Я сильная! Я свободная!» — писала она. Казалось, что Наталья изменилась, что план Герцена увенчался успехом.

Но все пошло кувырком. Герцен перестарался и получил обратный эффект. Вскоре после выезда за границу Герцен и Натали познакомились с немецким поэтом Георгом Гервегом, романтиком с длинными волосами, стихами и пылкими речами. И стало понятно, что Герцен ошибся в расчетах. Его нарочитая сухость и принуждение жены к реализму в отношениях привело Наталью к тайной мечте о новой романтике. И она влюбилась.

Книжки Жорж Санд сработали как эмансипация, но только не в том ключе, которого ожидал Герцен, и дали совершенно непредсказуемый результат: Наталья поняла, что для нее выходом из несбывшейся небесной любви с Александром может быть отнюдь не смерть, как она думала раньше, а обретение новой небесной любви, только с другим человеком. Горькая ирония этой ситуации состояла в том, что Герцен потратил годы раздумий, чтобы решить семейную проблему, убедить Натали, что ее неудовлетворенность и зацикленность на любви надо лечить деятельностью, дал ей книги, а в этих книгах она нашла отнюдь не деятельность, а рецепт обретения новой небесной любви.

Остается сказать, что Натали «бросила вызов судьбе» и почти ушла от Герцена к Гервегу, но скоро стало понятно, что немецкий поэт больше истерик, чем романтик. Наталья металась между ним и Герценом, не могла сделать окончательный выбор, говорила, что любит обоих. Их семейная жизнь превратилась в полный ад, и Натали, слабая и болезненная женщина, не выдержала и слегла — ко всему она находилась на девятом месяце беременности. В 1852 году она умерла родами. Так закончилась история девушки, искавшей небесной любви. И так, в муках, начиналась история первого русского феминизма.

[Stylist 12 466]

Спасибо за отличный материал!
За что боролись...
Теперь бывает наоборот: феминистки начинают бороться за права мужчин. Как это случилось с Кэсси Джей.
Ее документальный фильм "Красная таблетка" переведен на русский, рекомендую к просмотру всем неравнодушным! В нем есть над чем подумать и даже при желании непредвзято обсудить.

Цитата

"Красная таблетка" представляет собой фильм-экранизацию путешествия скептически настроенной феминистки в мир Мужского правозащитного движения, которое, как она полагала, является движением ненависти. С каждым этапом, она все больше и больше теряет уверенность в непредвзятости своего суждения. Кэсси Джей (режиссёр и основное действующее лицо) ставит под сомнения свои прежние взгляды на понятия гендера, силы и привилегий. В фильме обсуждаются многочисленные проблемы, из-за которых страдают преимущественно лица мужского пола и которые являются фактами гендерной несправедливости. Среди них: низкая продолжительность жизни мужчин, высокий уровень суицида, отсутствие репродуктивных прав, неравенство в сфере военной повинности, нарушения презумпции невиновности и другое. Вопросы, обсуждаемые в фильме, выходят за рамки стереотипной дихотомии «мужчина — угнетатель, женщина — жертва», на которой построен современный феминизм и, как следствие, социологическая наука в отрасли гендерных аспектов. Впервые, полнометражный документальный фильм представляет на равных две противоборствующие точки зрения на гендерное равенство и развенчивает миф о том, что быть противником феминизма — значит, быть сторонником угнетения и ненависти.